О возможных сценариях развития событий в Крыму «Кавказскому узлу» рассказал доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ Сергей Маркедонов. Эксперт отметил, что в отличие от спорных территорий на Южном Кавказе, определение статуса Крыма не связано с открытым вооруженным противостоянием и может быть урегулировано путем рациональных компромиссов. По мнению Маркедонова, Крым вряд ли пойдет по пути Южной Осетии или Абхазии.
В Южной Осетии важную роль играла прагматика, в Крыму — больше символики
«Кавказский узел» (КУ): 6 марта 2014 года Верховный Совет Крыма принял решение о вхождении автономии в состав России и назначил референдум по этому вопросу на 16 марта. Кроме того, 11 марта совет принял декларацию независимости республики. Согласно принятой ей, в случае, если население Крыма на референдуме выскажется в пользу присоединения к России, то до вхождения в подчинение Москвы республика будет считаться независимым государством. Есть ли вероятность того, что Крым так и останется спорным отдельным образованием по типу Южной Осетии? При каких условиях возможен такой сценарий?
Сергей Маркедонов (СМ): Ситуация, подобная крымской, имеет два измерения: внешнеполитическое — противостояние России и Украины, России и Запада — и внутриполитическое — ситуация в самом Крыму. Очевидно, что население Крыма, депутаты которого инициировали референдум, хотело бы войти в состав России, но от него зависит далеко не все. Что касается самой России, то мы видим самые разные месседжи. С одной стороны, Госдума 21 марта рассмотрит законопроект о принятии в Россию новых регионов, и не последние люди в государстве — Валентна Матвиенко, депутаты Госдумы — заявляют о присоединении Крыма, как о деле решенном. С другой стороны Владимир Путин на своей пресс-конференции заявил, что присоединение Крыма не является политической опцией, и, по крайней мере на сегодняшний момент, не дезавуировал это заявление.
Таким образом эти заявления крымских депутатов можно рассматривать как некий промежуточный вариант. Понятно, что если большинство пришедших на участки проголосуют за объединение с Россией, то в Москву поступит соответствующее обращение, но Россия не обязательно 17-18 марта нажмет кнопку и присоединит Крым к себе. Возможно рассмотрение этого вопроса, переговоры и т.д. Можно в этой связи вспомнить Южную Осетию, как республику, где независимость рассматривалась как транзит с последующим присоединением к России. В 1992и 2006 гг. там проходили референдумы о присоединении к России. Но объединения не происходило и Южная Осетия до 2008 г. была непризнанным государством. В 2008 г. Москва признала ее, но не включила в состав России. Крым может существовать как непризнанное государство под патронажем России. Этот вариант возможен в зависимости от того, какой будет реакция Запада — простое выражение недовольства или жесткие санкции.
Абхазия и Южная Осетия не согласились на расширенную автономию по той причине, что там была война. В Татарстане, к примеру, такой войны не было. В Абхазии потери достигли 4% от довоенного населения. Этого достаточно, чтобы бояться какой-то связи с Грузией. С моей точки зрения, нынешняя ситуация в Южной Осетии была предопределена событиями 2004 года. До того там были разные варианты и неоднозначное развитие событий. С 1992 по 2004 года шел мирный процесс, который был прерван введением внутренних войск Саакашвили с нарушением Дагомысских соглашений. Наверное, если бы эти процессы продолжались дальше, то, вероятно, у Южной Осетии было бы больше шансов получить расширенную автономию в составе Грузии. Но ведь Грузия так и не восстановила ту автономию, которая была отменна еще в начале распада СССР. Казалось бы, когда Шеварднадзе ушел, пришел Саакашвили — вот ушла старая власть, пришла новая, давайте откажемся от старого решения, восстановим автономию Южной Осетии. Но вместо этого пошли другие вещи — в том числе и силовые. В мае 2004 года в регион в демилитаризованную зону, где не должно было быть никаких войск, воли внутренние войска Грузии. Это спровоцировало насилие, впервые после 12 лет перемирия пролилась кровь, началась эскалация конфликта, приведшая к событиям 2008 г. Вот это — момент очень опасный. Надо понимать, что конфликт, переходит в вооруженную стадию после отказа от автономии — так было в Косово, так было в Южной Осетии, так было в Нагорном Карабахе. Выборка достаточная, чтобы извлечь из нее какие-то уроки.
КУ: В какой-то мере население Южной Осетии являлось и является заложником большой игры — между Россией и странами Запада. С Крымом похожая ситуация?
СМ: Что касается Крыма, то здесь нельзя говорить о четком противостоянии Россия — Запад. Вот Турция, к примеру, — это ведь не совсем Запад, однако у нее есть свои интересы в Крыму ( прежде всего — защита крымских татар, которых в Турции рассматривают как соотечественников), о которых говорили Путин и Эрдоган. Нужно этот фактор учитывать. Какая бы власть не была, есть крымско-татарский народ, с которым придется иметь дело — будет это российский Крым или украинский или, к примеру, испанский. В любом случае этот фактор будет играть свою роль. 12% населения это всегда важный фактор в жизни любой страны, тем более если это люди, у которых иная, чем у других историческая память, фобии. То, что крымчане в своей декларации позиционировали себя, как многоэтническое общество — это важный и положительный шаг, поскольку строительство Крыма как русского проекта провоцировало бы конфликт.
Сегодня модно сравнивать Крым с Южной Осетией. Но это сравнение возможно только, если мы представим, что есть стратегический заговор России по поводу советских республик, а его нет. Мы видим, что реакция совершенно разная на разные случаи, под копирку они не пишутся. И, скажем, в 2008 году, когда президентом был Ющенко, Москва, тем не менее, в очередной раз продлила Большой договор (Договор о дружбе, сотрудничестве и партнерстве между Россией и Украиной — Прим. КУ.).
КУ: Можно ли сравнивать настроения крымчан и жителей Южной Осетии в плане их желания присоединиться к России?
СМ: Ситуация разная. В Южной Осетии большую роль играла прагматика. В русском движении в Крыму много символики («третья оборона Севастополя»), которой в Южной Осетии просто не было. Севастополь — это не Цхинвал. Отчасти эта символика осложнена тем, что «второй Севастополь» связан больше с советской, чем с российской идентичностью.
Пока Крым не существует вне правового пространства Украины, его элиты были довольно сильно интегрированы. Я не стал бы сбрасывать это со счетов. Это не Абхазия и Южная Осетия, где были масштабные конфликты, кровавые столкновения, жертвы, беженцы. В Крыму этого не было и, надеюсь, не будет.
Если говорить о Русской общине Крыма, то ее члены ближе к России, если о татарском — то они ближе к Украине. Хотя я бы не стал говорить, что татары так однозначно проукраинские. Там есть элементы радикального ислама, которые пугают Киев. Это представители партии «Хизб-ут-тахрир», ваххабитские ячейки. Пока они только выходят нап поверхность. Судя по всему они вполне самостоятельны и не имеют контактов с кавказским подпольем. Кроме того, в Крыму действует и этнический украинский фактор, хоть он и не так сильно выражен. Начиная со времени передачи Крыма в 1954 г. там были украинские бюрократы, милиционеры и воинские части, были простые переселенцы — создавали специально колхозы, привозили людей из внутренней Украины, чтобы несколько разбавить население. Я лично знаю людей, выходцев с Западной Украины, живущих в Севастополе и Симферополе. Не спешил бы сбрасывать этот фактор со счетов.
КУ: В Крыму в обществе консенсус по вопросу о присоединении к России менее прочный, чем в Южной Осетии? Или ситуация cхожа?
СМ: Конечно менее прочен — есть факто крымских татар, которые рассматривают (по крайней мере, пока) украинскую государственность как предпочтительную. Да им были сделаны предложения министерских постов, а в Декларации независимости провозглашена многоэтничность Крыма, но такие вещи за день-два не делаются. Плюс есть украинский фактор. Я бы не стал причислять все 25% украинцев к сторонникам «незалэжности», но тем не менее этот фактор имеется и нельзя его игнорировать.
КУ: Существует ли в Крыму, пусть подспудно, как в Южной Осетии или Абхазии идеология независимого государства, и от России, и от Украины?
СМ: Пока, мне кажется, что это больше экзотика. Не исключаю, впрочем, что к этому повернутся, если увидят, что Россия не хочет признавать Крым. Я, конечно, понимаю, что фамилия Аксенов (Василий Аксенов, автор фантастического романа «Остров Крым» написанного в 1979 году, в котором Крым, получивший независимость во время Гражданской войны, превратился в процветающее островное государство. — Прим. «КУ») ко многому обязывает, но пока я от него не слышал таких вот стремлений.
КУ: В чем интерес жителей Крыма на самом деле — быть ближе к России или к Украине?
СМ: На сегодняшний день — быть ближе к России. Но в принципе подобные предпочтения могут меняться. Так, в декабре 1991 г. во время референдума о независимости Украины 54% крымчан проголосовали «за» выход Украины из СССР. А теперь есть и ностальгия по Советскому Союзу и стремление вернутся в российское пространство.
КУ: В какой мере положение населения Крыма в первую очередь и, возможно, востока Украины похоже или отличается от югоосетинского?
СМ: От Южной Осетии оно отличается кардинально. Во-первых там не было войн, а Южная Осетия пережила три вспышки вооруженных столкновений — в 1991-1992, 2004 и 2008 гг.. Кроме того, Крым и Юго-Восток Украины это разные вещи. Если Крым в эти 20 лет как-то сохранил свою особую идентичность, то Юго-Восток Украины был интегрирован в общеукраинский проект. Было много донецких в украинской элите — тот же Янукович как самый яркий пример. Вот, кстати, и еще одно отличие от Южной Осетии — в Грузии не то что президента-осетина — министров-осетин не было.
КУ: Насколько сопоставимо экономическое положение Абхазии, Карабаха или Южной Осетии и Крыма? В случае обретения самостоятельности, станет ли он жить за счет российских дотаций? Насколько он состоятелен как отдельная единица в экономическом плане?
СМ: Я, конечно, не экономист, но думаю, что пока Крым будет дотационным. Потенциально регион очень интересный. Потенциально — потому, что надо иметь в ввиду конкуренцию со стороны Турции, Греции, Кипра, ну и российского Кавказа. Существующая там инфраструктура создана в советские времена и мало обновлялась. Да, там красиво, есть экономический потенциал. И этот потенциал больше, чем у Южной Осетии или НКР. Даже сам факт выхода к морю очень важен. Но нужны инвестиции.
Если самостоятельность будет совсем не признана, то инвестиции будут идти из России, может быть из России и Турции. На двоих распишут, благо опыт совместного сотрудничества есть — в 1920-1921 гг. советская Россия и кемалистская Турция вполне успешно взаимодействовали.. Турция, впрочем, тоже вряд ли будет делать себе конкурента, поскольку сама очень сильно зависит от туризма. А с другой стороны есть зависимость от Украины. Поэтому если будет враждебный Украине режим, то это повлечет массу социально-экономических проблем. Это все-таки это не Абхазия — 2,5 миллиона человек, которым зарплаты нужно платить, пенсии, решать вопросы обеспечения пресной водой (а пресная вода идет с Украины, а не из России), нет прямой границы. Это значит, что России, чтобы не допустить второго Калининграда, придется строить мост Тамань-Керчь, а это денежки . Даже в составе Украины Крым был дотационным регионом.Россия, конечно осуществила ряд мегапроектов, но деньги имеют свойство кончаться. Сейчас экономическая ситуация по сравнению с 2007-2008 годами, когда, к примеру, начинались олимпийские проекты, ухудшилась. А здесь деньги придется тратить долго.
КУ: Абхазия была признана Россией «заодно» с ЮО, Грузия не вела там активных боевых действий. Какова вероятность, что заодно с Крымом к России присоединятся другие регионы Украины?
СМ: Подобные процессы могут пройти не только в Крыму. За Крымом подтягиваются Харьков и Донецк, и этот фарш в мясорубку уже не заткнешь, чтобы сделать его обратно мясом.
Однако я пока не вижу в других регионах Украины достаточного уровня организации и мобильности, по сравнению с Крымом. Пока есть только разрозненные выступления, яркого лидера не видно. В Донецке он вроде бы появился, но это пока еще не «движение самих масс», как говаривал Ленин. Мы видим, что жители Юго-Востока все-таки не перешли некой четы и мы не видим регионов, которые бы шли вслед за Крымом.
Сегодня многие, в том числе и на Западе, рассматривают федерализацию Украины как приговор, а с моей точки зрения это может быть шансом на сохранение ее целостности.
Борьба за Крым будет более рациональной, чем за Абхазию и РЮО — сила применяться не будет
КУ: Насколько, по Вашей оценке, высока готовность властей Украины вернуть мятежную автономию любой ценой? Похож ли этот настрой на отношение грузинских властей к Южной Осетии?
СМ: Уровень готовности может быть рассмотрен, если у борющихся за власть в Киеве политиков будут единство и политическая воля. Я таких вещей пока что там не вижу. Похоже пока хорошо идет дележка власти и плохо с понимаем того, что дальше. Все же Миша (Михаил Саакашвили) отстроил за все годы полноценное полицейское государство и просто переоценил поддержку Запада и недооценил реакцию России. Но у него была там вертикаль, которая позволяла командовать: DieersteKolonnemarschiert, diezweiteKolonnemarschiert. (Дословно с нем. : «Первая колонна марширует, вторая колонна марширует». — Прим. «КУ», цитата из романа Л.Н.Толстого «Война и мир», содержит иронический подтекст к чьему-либо сугубо абстрактному, умозрительному плану, который не учитывает реальности и походит скорее на список благих пожеланий, нежели на серьезную программу действии.) Сейчас в Киеве такое будет трудно представить. Мы помним, как в Азербайджане при бардаке в центре пытались решить конфликт силовым путем при Эльчибее. Кончилось все мятежом Сурета Гусейнова, возвращением к власти Гейдара Алиева и окончательным уходом Карабаха от Азербайджана.
Вопрос в том, как будет действовать эта власть, чтобы решить конфликт. Модели могут разные — юго-осетинская, карабахская, косовская. Но здесь будет лишь ухудшение — упразднение автономии ведет к радикализации конфликта. Второй вариант — Татарстан. Вопросы татарстанского референдума начала 1990-х. Вопрос — к чему готовятся сейчас все сидящие в Киеве? Все упирается в это.
КУ: 12 марта и.о. президента Украины Александр Турчинов заявил, что Киев не будет пытаться силой остановить Россию в Крыму. Означает ли это, что украинская сторона фактически смирилась с отторжением полуострова?
СМ: Как сказать — смирилась. Политика — искусство возможного, и заявления г-на Турчинова означают, что нынешние власти в Киеве осознали, что армия не готова к антисепаратистским действиям, к столкновениям с российской армией — урок Саакашвили перед глазами нет 100-процентной гарантии военной поддержки со стороны НАТО.
КУ: После августовского кризиса 2008 грузинское население было выдавлено из Южной Осетии. В Крыму население также неоднородно. Есть там есть и этнические украинцы и татары. Какой будет их судьба при пророссийских властях?
СМ: Татар нельзя представлять как некий единый полк солдат. Есть Меджлис, который, похоже, сделал ставку на Украину. Большим просчетом со стороны России было то, что с татарами никто не работал, чтобы убрать фактор истории как основополагающий во взаимоотношениях. Наверное, если посмотреть на это с прагматической стороны и решить какие-то их проблемы: постройку соборной мечети, с земельными участками, то вполне вероятно, удастся договориться — ведь народ достаточно прагматичный, переживший репрессии, боящийся новых потрясений. Симптоматично, что после волнений первых дней крымские татары сейчас отошли » в тень«. Вопрос только в том, что предлагать. Ну, и конечно, турецкий фактор. Если Эрдоган команду «фас» не даст и будет прагматично договариваться, я думаю, можно будет иметь дело. Можно будет говорить о представительстве во власти, по земельным вопросам . Если это будет решено, то будет как минимум нейтралитет со стороны крымских татар. Если же ходить и говорить им: вы козлы, сейчас мы вам покажем русский Крым — то ничего хорошего из этого, понятное дело, не будет.
КУ: В Южной Осетии Россия пошла на прямое применение силы, в Крыму она пока от таких действий воздерживается и, судя по заявлениям президента Путина, такого сценария будет избегать. Почему в Крыму Россия использует иной арсенал средств?
СМ: В августе 2008 года ситуация была другой — российские миротворцы были атакованы (даже комиссия Тальявини, у которой было множество претензий к России по поводу характеров ответных действий все же признала, что это было так), Россию вытесняли из миротворчества и этот пожар мог перекинуться на соседние регионы Северного Кавказа. Россия предприняла жесткие меры, пойдя на риск, чтобы эту угрозу пресечь. Сейчас же речь не идет о том, что беспорядки распространятся на Белгородчину или Кавказ, а скорее, судя опять же по упомянутой выше пресс-конференции Путина, борьба будет более рациональной. Базы Черноморского флота, недопущение Украины в НАТО и т. п. — от такие вопросы будут обсуждаться. Ведь о долгом вооруженном конфликте, в отличие от Абхазии и Южной Осетии, тут речи не идет, и, надеюсь, так же будет и дальше.
КУ: В период августовского кризиса 2008 года Россия оправдывала свое военное вмешательство необходимостью защиты российских граждан. Будет ли это аргумент использован?
СМ: Эта лазейка была использована. Но, поскольку там не все граждане России, то пошли разговоры о русскоязычных согражданах и праве на самоопределение. Вопрос — будет ли востребовано это право на самоопределение? Если будет давление, Россия радикализирует свою позицию. Если нет — сделает статус предметом переговоров и торга.
КУ: Вероятность вступления Украины в НАТО в случае выхода Крыма из Украины снижается? Существенную роль играл этот фактор в 2008 году, в отношениях России и Грузии?
СМ: Я думаю, что сегодня Украина дальше от НАТО, чем когда бы то ни было. В «Коммерсанте» есть публикация британского эксперта Бобо Ло из «Chatamhouse», в которой он четко говорит, что на Западе уверены, что Крым Украина потеряла. Это все-таки не сотрудник Администрации Президента РФ. Он, конечно , частное лицо, но «Chatamhouse» — это не такая организация, которая может позволить себе просто «бла-бла» говорить. Для Запада есть четкая «красная линия» — это страны уже вошедшие в НАТО. Не будем также забывать об экономической зависимости Запада от России. Нам рассказывают, что Запад может надавить на нас, но забывают афганский транзит, критически важный именно в этом году, иранский и ближневосточный фактор, фактор энергетического транзита российского газа в Европу. Так что эта вещь обоюдоострая.
С приобретением Украины НАТО что-то получает? Головной боли много, а плюсов никаких. Конечно, может кому то было бы приятно организовать в Севастополе базу, но это именно на уровне символики.
Теоретически разные могут быть варианты. Многое зависит от того, будет ли в Киеве власть — не группа пауков в банке, а реальная власть. Мы видим, что Запад после того, как увидел , что на сторону большевиков клонится победа в Гражданской войне признал их — сначала фактически, пригласив на Генуэзскую конференцию, а потом — и юридически, и стал с ними работать.
КУ: В сравнении с Южной Осетией, с точки зрения правовых оснований у Крыма больше или меньше возможностей для обретения самостоятельности — полной или частичной?
СМ: Что значит правовые основания? Я не считаю, что правовые основания сыграли здесь роль. Если население не видит свое будущее в новой конфигурации Украины, возникает запрос на какое-то иное бытие. Я не думаю, что проводилась системная юридическая работа, Аксенов и Константинов сидели обложившись юридической литературой и выясняли — как это будет правомерно? Они взяли то, что лежит на поверхности — в том числе и косовский прецедент. О последнем я еще лет восемь назад на одной из конференций заметил, что к этому прецеденту теперь будут апеллировать и Багапш и Кокойты. К заявлениям по поводу национально самоопределения я все-таки отношусь скептически. Говорили бы лучше о базах Черноморского флота — это было бы то самое. А в этих правовых дебрях можно так заплутать — назад не выберешься.
КУ: Возможно ли оспаривание Указа 1954 года о передаче Крыма УССР?
СМ: Вопрос этот лежит не в правовой плоскости, тем более, что международное право по большому счету, не работает и каждая страна раскладывает паззл как ей выгодно, даже членство в НАТО здесь не играет роли. К примеру, Румыния — член НАТО, однако не признает независимость Косово и претендует на территорию Молдовы. Я думаю, ссылка на международное право не очень будет работать. Тем более с правовой точки зрения передача Крыма проходила в рамках советского законодательства, мотивы были экономические, и на тот момент — вполне легитимные. Мы же не будем пересматривать ситуацию с позиций 1950-х-1960-х?
КУ: Существует ли в Кремле восприятие указа о передаче Крыма как исторической несправедливости, которую необходимо исправить?
СМ: На массовом уровне такое восприятие есть, хотя с моей точки зрения решение 1954 г. было абсолютно контекстуально. Хрущев действовал в русле тогдашнего планового хозяйства. А Кремль в данном случае следует за настроением масс, которые по патриотизму и антизападничеству властям много очков вперед дадут. Что бы не говорили о том, что власти не считаются с народом, но здесь Кремль следует за массовым запросом. Опять же, политика — искусство возможного.
КУ: Территория Крыма была передана Украине в 1954 году. В те же годы происходило перераспределение земель в кавказских республиках и, в частности, в Грузии. Какова судьба этих территорий на Кавказе?
СМ: В основном на Кавказе земельные «узлы» возникли в Дагестане после возвращения депортированных (там это началось с возвращения ауховских чеченцев). Что же касается земель, которые отошли Грузии, в частности Клухори (Город Клухори (Карачаевск) в 1944 году, после депортации карачаевцев, был включён в состав Грузинской ССР. В 1955 году передан в состав Ставропольского края. — Прим. КУ.), то там все прошло спокойно. Грузины, правда, уходя, даже покойников выкапывали. Впрочем, были и другие ситуации, когда вернувшимся передавали все их имущество, вплоть до тарелок. Народная дипломатия — она многообразна. Что касается претензий на эти территории, то насколько мне известно, этот вопрос не поднимался Грузией в принципе.
КУ: Какова вероятность того, что Россия после истории с Крымом поставит и вопрос о пересмотре советских указов о передаче земель на Кавказе? О каких территориях может идти речь? Будет ли поднят вопрос о Казбегском районе?
СМ: Не думаю, что в случае с Крымом будет пересматриваться указ 1954 г. Эта идея озвучивается Киселевым и Соловьевым, но они, все-таки не отражают официальную позицию, скорее создают информационный фон. Вряд ли у Москвы есть план по присоединению новых территорий. Все происходит ситуативно. Вот к примеру Казахстан — здесь граница остается нетронутой, хотя развернуться в смысле присоединения можно было бы. Но там — дружественный режим. Я не исключаю, что если ситуация поменяется о присоединении зайдет речь, но для этого надо, чтобы ситуация поменялась.
Военное присутствие не обязательно означает оккупацию
КУ: По Будапештскому меморандуму Россия имеет обязательства воздерживаться от угрозы и применения силы против территориальной целостности или политической независимости Украины. Можно ли сказать, что это обязательство сейчас нарушено?
СМ: Ввод войск, по моему мнению — не покушение на территориальную целостность Украины, а обеспечение переговорной позиции. Одно автоматически не означает другое. Участие французских войск в боях в Мали не означает, что Франция Мали оккупировала, а нахождение американских войск в Афганистане не превратило его в очередной штат США.
Военное присутствие где-либо не обязательно означает оккупацию. Тут, кстати, попытки Грузии выехать на теме оккупации выглядят неубедительно. Но вопрос в том, как происходящее будет интерпретировано. Но вот Москва как должна себя вести, если, например, автономия Крыма будет отменена, соглашение по ЧФ разорвано и Большой договор, гарантирующий, кстати, и государственные границы Украины, денонсирован. Вопрос в том, насколько далеко Киев зайдет. Вот мы говорим: Москва сделает, Москва сделает, но ведь здесь надо смотреть и как другая сторона действует.
Конечно, территориальную целостность Украины Россия гарантировала вместе с США и Великобританией. Поэтому реакция Запада будет по определению более жесткой, чем в кавказском случае.
КУ: Не помешает ли меморандум России признать Крым в случае его отделения? Насколько обязывающи для России положения Будапештского меморандума, подписанного президентом Ельциным? Ведь он не был ратифицирован российским парламентом, а значит не является международным договором.
СМ: Здесь мы опять подходим к вопросу о практически недействующем международном праве. Захотят — признают, не захотят — не признают. Все зависит от контекста, баланса сил и т.д. Там довольно четко прописаны условия: отказ от ядерного оружия в обмен на гарантии. Украина свою часть выполнила.
Что касается ратификации, то это вопрос узкоспециальный, я точно ответить не могу.
КУ: Будапештский меморандум предполагает, что в случае кризиса США, Великобритания и Россия должны обязуются проводить консультации. В связи с этим может ли Будапештский меморандум стать основой для создания международной площадки для дипломатического урегулирования ситуации в Крыму?
СМ: Меморандум может стать основой для такой площадки. Я думаю, что может и должен. Вопрос в том, в каком стиле будут вестись дискуссии. Если в стиле — мы учителя и будем сейчас вас учить как демократию строить, то ничего путного не выйдет, а если это будет разговор качественный, то да. По другому и не должно быть. По идее, и Россия и Запад на этой украинской площадке должны договориться, поскольку иначе получатся вторые Балканы. И все это будет гораздо хуже пахнуть.
Интервью с Сергеем Маркедоновым провел корреспондент «Кавказского узла» Семен Чарный.
12 марта 2014 года