Пухаев Константин, кандидат исторических наук
Национально-освободительная борьба осетинского как, впрочем, и всякого другого народа, независимо от ее длительности, должна иметь свою периодизацию, разграничивающую ее основные этапы. К сожалению, такая периодизация не разработана поныне учеными-обществоведами, изучающими национально-освободительную борьбу осетинского народа, в том числе и южных осетин. Да собственно, до сих пор не значится в историографии истории осетинского народа работ, в которых было бы дано четкое разграничение многочисленных народных выступлений.
То ли это были антифеодальные крестьянские восстания, то ли они носили характер национально-освободительной борьбы, а может и то, и другое. В советской историографии, в условиях строгой цензуры, когда наука, особенно ее общественные дисциплины, находились под жестким идеологическим контролем партийно-советской системы, говорить о национально-освободительной борьбе советских народов не приходилось. Однако, она, бесспорно, велась даже в советский период, конечно, другими формами и методами.
После развала Советского Союза большинство бывших союзных республик открыто заявляют о том, что на протяжении всех семидесяти лет пребывания в составе СССР они находились под гнетом империи Российской (иногда – Советской). А раз речь идет об империи, то, по логике вещей, колонии вели национально-освободительную борьбу со своими поработителями. Но оставим подобные утверждения на совести их авторов. Добавим лишь, что при этом идеологи антисоветской, читай антироссийской борьбы, почему-то оставляют вне поля своего внимания национально-освободительную борьбу так называемых нетитульных наций, волею судьбы оказавшихся в составе тех же союзных республик, которые сами превратились в мини-империи и в отношение которых на протяжении всего советского периода велась политика плохо завуалированной дискриминации по национальному признаку. Убедительной иллюстрацией сказанного служит история национально-освободительной борьбы южных осетин против посягательств на их свободу сначала грузинских князей, а позже официальных властей Грузии.
Однако мы не склонны относить к разряду национально-освободительной борьбы те крестьянские выступления, которыми был отмечен весь Х1Х век. Это были восстания, участники которых не ставили единственной и главной своей целью достижение национальной свободы и, как принято говорить нынче, реализацию права своего народа на самоопределение. Это была по преимуществу классовая борьба южноосетинских крестьян, а национально-освободительной ее следует считать постольку, поскольку на их свободу притязали грузинские дворяне. Специфика крестьянских восстаний Х1Х века в Южной Осетии состояла именно в том, что требования классового характера у восставших крестьян тесно переплетались с требованиями освобождения из под гнета грузинских князей (тавадов), не скрывавших своих притязаний на южноосетинских крестьян, которые никогда им не подчинялись и не признавали их власти над собой.
Х1Х век в истории Южной Осетии отмечен целым рядом крестьянских восстаний и всякий раз они подавлялись с бесчеловечной жестокостью. С годами такие выступления становились более организованными, с более определенной направленностью. Постепенно наступало понимание того, что требования классового освобождения крестьян должны состоять в неразрывном единстве с требованиями достижения ими национальной свободы, ликвидации их фактического неравенства. Особую остроту национально-освободительная борьба южных осетин приобрела в начале ХХ века.
Важное, можно сказать, решающее влияние на активизацию национально-освободительной борьбы южных осетин оказали революционные события в России. С начала ХХ века в этой национальной окраине царской России получили широкое распространение идеи марксизма-ленинизма, стихийные крестьянские выступления все более вытеснялись антиправительственными организованными формами классовой борьбы, возникали и первые партийные организации. Носителями революционных идей в Южной Осетии стали рабочие из числа южноосетинских крестьян, которые подавались на сезонные работы преимущественно на Бакинские нефтепромыслы и в Тифлисские железнодорожные мастерские.
Мощным стимулом к новому подъему революционной борьбы трудящихся Южной Осетии послужила победа социалистической революции 1917 года в России. Декларировавшиеся свободы, права народов, и в частности, право наций на самоопределение, стали той притягательной силой, которая, в конечном счете, предопределила подъем антиправительственных выступлений южных осетин, но уже в качественно иной форме, нежели в Х1Х веке.
Усилиями меньшевиков, пришедших к власти в Тифлисе, Грузия была отторгнута от Советской России. Правительство Ноя Жордания, узурпировавшего политическую власть в «демократической» Грузии, в решении национального вопроса дистанцировалось от основных принципов национальной политики российских большевиков и фактически скатилось на национал-шовинистические позиции. Это особенно убедительно прослеживается на их отношении к южным осетинам, в отношение которых грузинские меньшевики в июне 1920 года учинили геноцид. С этого момента начинается новый, решающий этап национально-освободительной борьбы южных осетин. Она велась уже в иных политических условиях, обусловивших ту ее отличительную особенность, о которой говорилось выше. Она отличалась не только большим размахом и целенаправленностью, но и своими целями, а именно: повстанцы Южной Осетии преследовали не только революционные цели достижения классового равноправия, но и цели ликвидации фактического неравенства, то есть национального неравенства южных осетин.
Именно годы меньшевистского правления в Грузии отмечены как один из наиболее мрачных периодов в истории южных осетин.
Самое парадоксальное состоит в том, что позицию меньшевиков, по сути, поддерживали и грузинские большевики, которые, следуя своей партийной идеологии, по логике вещей должны были придерживаться ленинских принципов национальной политики, основополагающим положением которой было признание права наций на полное самоопределение, вплоть до образования собственного государства. Причем, такое право ими не раз декларировалось, однако слова у них в этом вопросе сильно расходились с делами, во всяком случае, в отношении южных осетин. Чтобы не быть голословным, сошлемся на конкретный исторический материал.
В сентябре 1919 года пленумом Кавказского Краевого Комитета РКП (б) было принято решение о всеобщем вооруженном восстании. Большевики Закавказья определили и дату выступления, приурочив его ко второй годовщине Октябрьской революции в России. Соответствующая директива Крайкома была разослана всем большевистским организациям региона, в том числе и Южно-Осетинскому Окружному Комитету партии. Во исполнение этой директивы Окружком во главе со своим председателем Владимиром (Серо) Санакоевым приступил к подготовке восстания. Уже 23 октября из Джавского и Рукского ущелий Южной Осетии были изгнаны местные органы меньшевистской власти. Повстанцы были исполнены решимости и дальше
развить свой успех. Однако, в день когда их главные силы выступили для освобождения Цхинвала, было получено распоряжение об отмене выступления, но остановить нараставшее наступление было уже невозможно.
Этот сюжет очень важен и нуждается в дополнительном объективном осмыслении, поскольку стал одной из причин первого геноцида южных осетин в июне 1920 года. Главный вопрос тут состоит в том, по какой причине южноосетинские повстанцы не получили своевременного предупреждения об отмене всеобщего вооруженного восстания. Через свою агентурную сеть меньшевистскому правительству Грузии удалось раскрыть планы большевиков, вследствие чего члены Военно-революционного штаба и Тифлисского гарнизонного Совета были арестованы. Это и явилось причиной отмены всеобщего антиправительственного выступления. Но почему-то южноосетинские повстанцы были предупреждены об этом слишком поздно. Судить о причине такого промедления сегодня трудно и у нас нет веских оснований для того, чтобы утверждать, что это было сделано специально с целью разгрома южноосетинских повстанцев меньшевистскими войсками. В официальной литературе советского периода исследователи объясняли это нехваткой времени и почему-то, у Центра не хватило времени для предупреждения только южных осетин. Во всяком случае, из всех регионов тогдашней Грузии революционное восстание осенью 1919 года произошло только в Южной Осетии.
Меньшевистские правители Грузии ответили свирепым террором на осеннее выступление 1919 года в Южной Осетии. От полного физического уничтожения повстанцев спасло то, что Окружком принял решение не вступать в одиночку в прямые боестолкновения с превосходящими силами противника. Поэтому, решив, что с противником покончено, в январе 1920 года войска ушли из Южной Осетии. Это позволило южноосетинским революционерам развернуть подготовку нового восстания.
Новое оживление подпольной революционной деятельности в Южной Осетии не осталось незамеченным для властей. Меньшевистское правительство Грузии вновь направило сюда свои войска. Окружком и подпольный комитет вместе с сотнями партийцев оказались вынуждены переправиться на Северный Кавказ, где из их числа была сформирована так называемая Юго-Осетинская бригада. В то же время оставшиеся в Южной Осетии революционно настроенные крестьяне не прекращали антименьшевистские выступления. В ответ на попытки тбилисских властей блокировать проходы через перевалы между двумя частями Осетии с целью
изолировать Южную Осетию от советской России и исключить возможность проникновения на Юг частей Юго-Осетинской бригады, крестьяне Рукского ущелья арестовали прибывшего туда меньшевистского комиссара вместе с его вооруженным отрядом и фактически уже вступили в вооруженную борьбу с правительственными войсками Грузии.
Весной 1920 года в Рукском ущелье Южной Осетии была объявлена советская власть. Повстанцами было заявлено о намерении присоединиться к России, известив об этом Москву и «демократическую» Грузию. И вновь южноосетинские революционеры выступили фактически в одиночку, не поддержанные своими грузинскими однопартийцами, несмотря на то, что именно на эти дни в Грузии планировалось всеобщее вооруженное восстание.
Этим событиям предшествовала недостаточная подготовительная подпольная работа южноосетинских большевиков, неорганизованность и несогласованность действий которых с грузинскими большевиками имели весьма трагические последствия.
Драматизма событиям весны 1920 года в Южной Осетии придал мирный договор от 7 мая 1920 года, заключенный между Советской Россией и меньшевистской Грузией. По этому документу Южная Осетия признавалась Россией как составная часть Грузии, что развязывало руки грузинским меньшевикам для расправы над осетинскими повстанцами. Здесь нельзя не отметить то, что Москва, зная о готовящемся всеобщем вооруженном восстании в Грузии, предупредила Тифлис о необходимости отмены выступления, что, собственно, и было сделано. Прибывшие в село Рук представители Кавказского Краевого Комитета РКП(б) Гайоз Девдариани и Грамитон Моцонелидзе либо недостаточно настоятельно отговаривали южноосетинских коллег отказаться от планов немедленного выступления, либо не хотели этого делать, во всяком случае мы не располагаем документами, подтверждающими, или опровергающими одну из версий. Как бы то ни было, но всеобщее вооруженное восстание в Грузии в очередной раз было отменено. И вновь, как и осенью 1919 года, южноосетинские повстанцы в полном соответствии с ранее утвержденным планом выступили фактически в одиночку.
Вооруженное выступление южноосетинских повстанцев приняло необратимый характер. Пребывая в состоянии эйфории от первых успехов, повстанцы без потерь освободили практически все селения ущелья Большой Лиахвы и подошли к Цхинвалу. Вечером 7 июня они вошли в город, а 8 июня
на массовом митинге горожан на всей территории Южной Осетии была провозглашена советская власть. Реакция меньшевистского правительства Грузии была незамедлительной и беспрецедентной по своей жестокости. Уже 12 июня на Цхинвал были двинуты 8 батальонов пехоты, 2 горные бригады, артиллерия и авиация, спешно снятые с грузино-азербайджанского фронта.
Последствия карательной экспедиции грузинской гвардии против революционно настроенных крестьян Южной Осетии хорошо известны. Это был фактический геноцид, который учинило против южных осетин официальное правительство «демократической» Грузии. И хоть факт геноцида южных осетин в июне 1920 года так и не был признан международным сообществом под давлением держав Запада, исповедующим политику «двойных стандартов», тогдашние события полностью отвечают тем условиям, которые предъявляются для признания факта геноцида.
Так или иначе, после подавления восстания 1920 года Южная Осетия подверглась полному опустошению. Победа социалистической революции и установление советской власти в Южной Осетии отодвигались на неопределенный срок. Да и о какой революционной борьбе могла идти речь в разоренной стране. Тогда Грузии, хоть и на время, но удалось реализовать план ликвидации Южной Осетии, в отличие от августа 2008 года, когда власти Грузии преследовали ту же задачу, о чем свидетельствует и само название операции «Чистое поле».
Перед нами не стоит задача анализа причин поражения южноосетинских повстанцев в 1920 году. И все-таки стоит назвать основные из них. Бесспорно то, что это восстание изначально было обречено на провал. Уже хотя бы потому, что южноосетинские революционеры выступили фактически в одиночку, когда было принято решение об отмене всеобщего вооруженного восстания в Грузии. Они были лишены всякой поддержки со стороны революционеров Грузии, Терской области, а Российско-грузинский мирный договор от 7 мая 1920 лишал их поддержки со стороны частей Красной Армии. По данному договору Россия признавала Южную Осетию в составе Грузии, что развязывало руки официальному Тбилиси в отношении южных осетин. Меньшевистское правительство Грузии отказывалось даже от самого термина «Южная Осетия», подобно своим потомкам – постперестроечным псевдодемократам, у которых от упоминания термина «Южная Осетия» сводило челюсть.
Неплохо сказал о причинах поражения южноосетинских повстанцев грузинский большевик Филипп Махарадзе: «Весь трагизм этого восстания заключается именно в том, что оно и на этот раз оказалось совершенно изолированным, ибо ему не могли протянуть руку помощи ни Краевой Комитет, ни Северный Кавказ, как часть Советской России, не имевшей на это в силу договора 7 мая, никаких уже прав. Таким образом, и это новое восстание с самого начала оказалось обреченным на гибель». Признание, похожее на самобичевание постфактум. А не легче ли было бы пусть даже волевым решением, но предостеречь своих южноосетинских «братьев по оружию» от априори губительного для них выступления? Кстати, что касается оружия в прямом смысле этого слова. Невольно напрашивается еще одна параллель с девяностыми годами. Имею в виду приказ «пламенного большевика» Серго Орджоникидзе о разоружении южноосетинских повстанцев накануне восстания. Было ли это сделано случайно? Сильно сомневаюсь. И не напоминает ли это приказ по Министерству внутренних дел Грузии о разоружении южноосетинской милиции накануне вторжения в Цхинвал официальных подразделений грузинского МВД, собранных по всей республике и вооруженных неформалов? Документально установлено, что в толпе вторгшихся в Цхинвал головорезов, было и немало арестантов, выпущенных из тюрем Грузии специально для наступления на Цхинвал. Видимо грузинские неофашисты начала 90-х обратились к опыту того же Серго Орджоникидзе, по приказу которого из цхинвальской тюрьмы были выпущены отбывавшие там сроки грузинские преступники, которые были направлены в Южную Осетию для подавления восстания. Не много ли исторических параллелей? История имеет обыкновение повторяться. Опыт Южной Осетии это убедительно доказал.
Не желая быть голословным в своем утверждении об исключительном значении 8 июня 1920 года в истории государственного строительства, хотим процитировать один известный в осетинской историографии документ. Это приказ Революционного Комитета (Ревкома) Южной Осетии об объявлении советской власти в Южной Осетии от 8 июня 1920 года. В нем говорится: «Восставшими крестьянами из Юго-Осетии изгнаны меньшевистские войска Грузии и объявляется Советская власть на территории от Они до Душети.
Вся власть на указанной территории подчиняется Ревкому всей Юго-Осетии, местонахождение которого в гор. Цхинвали (подч. нами – К.П.)». Революционный Комитет (Ревком) был образован 23 марта 1920 года в составе Владимира Санакоева, Сергея Гаглоева и Александра Джатиева. Позже, 9 апреля в него были введены Арон Плиев и Николай Гадиев. Это была, по сути, первая властная и независимая от Грузии структура в Южной Осетии. Были созданы и другие властные структуры. Однако не был решен главный вопрос — о самоопределении Южной Осетии. Ранее разогнанный разнородный по своему составу Национальный Совет, раздираемый внутренними противоречиями его членов, так и не стал независимой властной структурой, хоть и позиционировал себя в качестве главного руководящего органа Южной Осетии. Однако к его несомненной заслуге следует отнести последовательную работу в направлении реализации права южных осетин на самоопределение.
На II съезде Национального Совета Южной Осетии (ЮЖНАС) 15-17 декабря 1917 года в Цхинвале избранный председателем Георгий Гаглоев выступил с докладом по национальному вопросу. Съезд принял решение «держаться общероссийской ориентации». По вопросу о самоуправлении съезд единогласно принял решение о выделении Южной Осетии в одну самостоятельную Земскую административную единицу. Это можно считать первой попыткой перевода в практическую плоскость вопроса о самоопределении южных осетин.
Двумя годами позже, в 1919 году, на своем шестом съезде Национальный Совет «во всеуслышание» провозгласил, что Южная Осетия «является частью единой и неделимой Осетии и не желает объединения с Грузией». Такое решение в определенной степени было принято в ответ на нежелание официального Тбилиси смириться со стремлением южных осетин к самоопределению. Грузинское правительство проигнорировало требование членов Национального Совета о самоопределении южных осетин, изложенное ими в январе 1919 года в так называемом «Меморандуме народа Южной Осетии», с которым они обратились к миссиям стран-участниц Антанты и Закавказья. Наряду с жалобой на претензии грузинских властей на территории компактного проживания южных осетин, мы читаем в Меморандуме: «Южные осетины видят себя объединенной только с Северной Осетией и ни с кем другим» и далее «она не допускает мысли о том, что национальный организм Осетии может быть разорван надвое под давлением внешних сил». К большому разочарованию членов Национального Совета Меморандум был попросту проигнорирован властями всех уровней. Они никак не ожидали проявленного безразличия к своему требованию. От расхождения между обещаниями победивших в России большевиков по национальному вопросу и их практической позицией наступило горькое прозрение.
Исчерпав до конца все легальные способы борьбы за самоопределение, и сознавая, что грузинское руководство намеренно ведет дело к обострению с целью применения против непокорных южных осетин военной силы, южные осетины больше внимания стали уделять подготовке к революционным выступлениям. К чему это привело, мы хорошо знаем.
Следует ли вышесказанное считать стремлением южных осетин к самоопределению? Сошлемся лишь на второе издание Большого энциклопедического словаря (Москва-Санкт-Петербург.1997, стр.316). Он трактует общественно-политические события 1918-1920 годов в Южной Осетии не иначе как национально-освободительную борьбу осетинского народа против грузинского диктата.
К большому сожалению, национально-освободительная борьба южных осетин в 1918-1920 годах по ряду серьезных причин не увенчалась и не могла увенчаться успехом. Но она явилась тем важным этапом на пути к заветной цели свободолюбивого народа Южной Осетии, который в конечном итоге привел к 26 августа 2008 года – знаменательной дате признания независимости Республики Южная Осетия.