Изданная в 1993 году работа Юрия Гаглойты: «Южная Осетия. К истории названия» представляет обзор упоминаний Южной Осетии в источниках разных исторических периодов.
Одной из малоизученных проблем истории осетинского народа является вопрос формирования южной ветви осетин, населяющих территорию как собственно Южной Осетии, так и некоторых регионов республики Грузия, в первую очередь Шида Картли (Внутреннюю Карталинию), Триалети, Кахети. Слабая изученность этого вопроса объясняется явно недостаточным вниманием осетинских историков к этому вопросу, с одной стороны, и крайней скудностью письменных источников, особенно древних и средневековых — с другой. При этом зачастую недооцениваются, а то и просто игнорируются, то ли по незнанию, то ли по каким-то другим причинам, уже вошедшие в научный оборот источники, имеющие самое непосредственное отношение к истории Южной Осетии и грузино-осетинских взаимоотношений.
Наглядным и, надо сказать, печальным примером такого подхода может служить подготовленная комиссией по изучению статуса Юго-Осетинской Автономной области брошюра, претендующая на объективный анализ истории грузинско-осетинских взаимоотношений, научный уровень которой, однако, не говоря уже о её крайней тенденциозности, ниже всякой критики. Серьёзных недостатков в этом отношении не лишены, к сожалению, и изданные Юго-Осетинским научно-исследовательским институтом очерки по истории автономной области и недавно вышедшее пособие по истории южных осетин.
Интерес к истории южных осетин резко возрос в последние годы, в связи с известными событиями в Южной Осетии. Осетинская тема, то усиливаясь, то ослабевая, практически не сходит со страниц прессы и экрана телевидения республики Грузия. Выступают историки и языковеды, писатели и публицисты, просто любители и даже спортсмены. В центре этих выступлений — история формирования Южной Осетии, этническая и политическая история осетинского народа в целом. О наличии в республике стольких специалистов по истории осетинского народа вряд ли кто-нибудь до этого даже догадывался.
Ни одно из таких выступлений фактически не обходится без того, чтобы само упоминание Южной Осетии не сопровождалось эпитетом «так называемая». Это определение, ставшее чуть ли не атрибутом хорошего тона при рассмотрении югоосетинской проблемы, видимо, должно, по мысли таких авторов, подчеркнуть как иллюзорность самого понятия Южной Осетии, так и стоящей за ним реальности. Они утверждают и пытаются доказать, что само это название появилось якобы лишь в 1922 г. в связи образованием Юго-Осетинской Автономной области Грузинской ССР и является, следовательно, выдумкой большевиков, как это делают, к примеру, видные представители грузинской науки, искусства и спорта в обращении к президентам СССР, США, генеральному секретарю ООН, правительствам и народам мира. И лишь немногие, говоря о Южной Осетии, предпочитают употреблять несколько более нейтральный термин «Цхинвальский регион», как бы не предрешая преждевременно его будущий статус.
Можно понять политиков вроде Н. Натадзе, не особенно утруждающего себя аргументами в полемике, когда в письме к известному правозащитнику В. Чалидзе он утверждает, что Южной Осетии вообще никогда не существовало, а само это название, оказывается, имперская власть в 1922 г. «дала Центральной (!?) части Грузии». Если, следуя этой логике, называть территорию Юго-Осетинской Автономной области центральной частью Грузии, то интересно было бы знать, где же в таком случае должна находиться её северная часть? Хотя чему тут, казалось, удивляться, если даже два видных историка, члены-корреспонденты АН Грузии Д. Хахутайшвили и В. Шамиладзе также называют эту территорию центральной частью Грузии и даже базовой территорией формирования грузинского этноса и грузинской культуры?
Можно понять и почтенного медика, академика В. Бочоришвили, в своё время одного из ярых приверженцев З. Гамсахурдиа из числа грузинской интеллигенции, когда он, поучая главного редактора «Комсомольской правды», утверждает, что Южной Осетии якобы вообще никогда не существовало, и она просто придумана большевистской партократией. Ему вторит и экономист Р. Гоциридзе. Можно понять и члена-корреспондента АН Грузии М. Микеладзе, специалиста по строительной механике, отрицающего реальное существование Южной Осетии лишь на том основании, что «никакого осетинского государства южнее Кавказского хребта история не знает», и приписывающего её «изобретение» Сталину, будто последнему не хватает своих собственных грехов. Я уже не говорю о борзописцах типа В. Войны и В. Дольникова, ставших в одночасье специалистами по истории осетинского народа и грузино-осетинских взаимоотношений, чьи малограмотные й тенденциозные писанины лишь подливали масло в огонь грузино-осетинского конфликта.
Но мне трудно понять видных грузинских историков и филологов, непосредственно «имеющих дело с первоисточниками, научной литературой и периодической печатью соответствующих периодов, когда они отрицают существование до советской власти Южной Осетии как отдельной этногеографической единицы. Они считают ее частью Внутренней Карталийи (Шида Картли), хотя Двалетия по сю сторону хребта, составившая основу Юго-Осетинской Автономной области, и Шида Картли, некоторые северные регионы которой также вошли в автономную область, суть разные географические понятия, как видно из самих названий. Само собой разумеется, что любое упоминание ими названия Южной Осетии сопровождается ставшим уже сакраментальным «так называемая» что, лишний раз должно подчеркнуть иллюзорность этого понятия и стоящей за ним реальности.
Ещё труднее понять зав. сектором народов Кавказа института этнографии РАН С. А. Арутюнова, также отрицающего существование в прошлом Южной Осетии, где, оказывается, только «в последние века стало преобладать осетинское население» и для которого Северная Осетия также является «так называемой». Трудно сказать, сказались ли в этом его тбилисские корни, или он действительно не сталкивался с соответствующей литературой. Последнее представляется маловероятным.
Не сомневаясь в искренности большинства этих авторов, мне хочется вынести на обсуждение ряд исторических фактов, связанных с данным вопросом. Сделать это, думается, тем более необходимо, что не сегодня-завтра, видимо, должны начаться переговоры о статусе Южной Осетии. В этих условиях откровенный и нелицеприятный разговор об истории Южной Осетии и южных осетин, имеющий своей целью снять возможные разночтения при трактовке одних и тех же исторических фактов, недомолвки и недоразумения, просто напрашивается. И нравится это кому-либо или не нравится, реальные исторические факты, будь они даже за семью печатями, никому не удастся скрыть, несмотря на все политические амбиции, симпатии и антипатии и т.д. и т.п. Исходя из этого, в статье даётся ретроспективный анализ истории бытования названия Южная Осетия в научно-популярной литературе и источниках.
Трудно себе представить более или менее грамотного грузина, не говоря уже об интеллигенте, которому бы не было известно имя выдающегося грузинского педагога и общественного деятеля Якова Гогебашвили. В своём школьном учебнике «Бунебис Кари» (Врата природы), рассчитанном на третий и четвёртый годы обучения, который вышел в 1868 г. и к моменту установления советской власти в Грузии выдержал свыше двадцати изданий, Я. Гогебашвили в разделе «Соседние страны» пишет: «Осетины являются горским народом. Они занимают среднюю часть Кавказского хребта, начиная от Хевсуретии до Сванети. Одни из них живут по ту сторону хребта, на северных склонах, другие — на этой стороне, на южных склонах. По этой причине Осетия разделяется на две части: Северную Осетию и Южную Осетию… В старину посюсторонняя Осетия большей частью принадлежала Грузинскому царству… Замечательные поселения: Джава в посюсторонней Осетии, Алагир и Ардон — в потусторонней».
Уже этот пример достаточно наглядно демонстрирует, что название Южная Осетия отнюдь не выдумка большевиков, и появилось оно не в результате образования Юго-Осетинской Автономной области в составе Груз. ССР. Однако чтобы разобраться, являются ли утверждения вышеназванных авторов сознательной фальсификацией или, если хотите, элементарным незнанием существа вопроса, следует, очевидно, увеличить перечень таких примеров. Это необходимо как для изучений происхождения этого названия и его бытования в литературе, так и для ответа на поставленный вопрос.
Сделать это необходимо и по той причине, что некоторые авторы, на словах признающие существование названия Южной Осетии и до установления советской власти, обставляют этот факт такими оговорками, которые по существу сводят его на нет. Так, например, члены комиссии по изучению статуса Юго-Осетинской Автономной области признают, что термин Южная Осетия как обозначение территории компактного расселения южных осетин употреблялся как в обычных беседах, так и в официальных документах — грузинских и осетинских. Согласны они и с тем, что «термин Южная Осетия употреблялся и в прошлом столетии, что нельзя признать закономерным». Почему же? Оказывается, потому, что «в Грузии может существовать и существует на деле населённая осетинами территория, а не Осетия».
Не говоря уже о том, что проецировать сегодняшние политические воззрения и устремления в прошлое, по меньшей мере, нелогично, авторы не делают различий между понятиями средневековая Грузия как государственное образование и Грузия как этногеографическая единица, что далеко не одно и то же. Достаточно вспомнить Кахетию, Имеретию, Месхетию, Гурию, Рача, Хевсуретию, Пшавию, Мтиулетию, Мингрелию и Сзанетию, не говори уже об Абхазии, чтобы легко убедиться в этом. И если в Грузии могла существовать Абхазия, почему в ней не могла существовать Южная Осетия, независимо от политической ситуации наших дней? Ответа на этот напрашивающийся вопрос мы, естественно, не находим.
Только неуемным стремлением членов комиссии во что бы то ни стало опровергнуть лежащие на поверхности факты можно объяснить их утверждение о том, что название Южная Осетия до установления советской власти якобы употреблялось только в официальных документах (бланках, обращениях и др.) Национального Совета Южной Осетии и в обращениях самого Национального Совета Грузии. Ведь не на официальных бланках писал свои мемуары небезызвестный В. Джугели, которого, думается, трудно обвинить в излишних симпатиях к осетинам. Тем не менее, преданную им огню территорию он также называет Южной Осетией, а не Самачабло или, к примеру, Шида Картли. Это лишь один из примеров того более чем очевидного факта, что название Южной Осетии широко использовалось в научной литературе и периодической печати как грузинской, так и русской и западноевропейской, а также официальных документах Российской администрации на Кавказе. Примеров тому более чем достаточно.
Приведём некоторые из них. В начале столетия газета «Тифлисский листок» публикует целую серию очерков под общим названием «Южная Осетия», посвящённых самым различным сторонам общественной и экономической жизни региона — нарождению кулачества, дорожному строительству, переселению осетин из гор Южной Осетии в другие места Кавказа и др. (№ 75, 1905; №№ 218, 251, 257, 1909; № 83, 1914). В этой же газете помещены статьи Ирон (осетин) Амзора «Школьное дело в Южной Осетии» (№ 103, 1900) и М. Хетагурова «Грамотность в Южной Осетии» (№ 295, 1900; № 211, 1905). Название «Южная Осетия» часто встречается также на страницах газет «Кавказ» (Е. Д. Фелицын, «Школы в Южной Осетии» (№ 24, 1874;), Чиучи, «Из Южной Осетии» (№ 147, № 165, 1913;), он же «В Южной Осетии» (№ 171, 1913), «Новое обозрение» (Южанин. «Сельские школы в Южной Осетии» (№ 6403, 1903;), он же, «О женских школах в Южной Осетии» (№№ 6316-6317, 1903), «Терек» («Южная Осетия», № 30, 1883) и др. Встречается это название и в «Отчетах…» (З. Джиоев. Пчеловодство в Южной Осетии, 1881 г.) и «Записках кавказского общества сельского хозяйства» (З. Джиоев. Легкий очерк Южной Осетии в сельскохозяйственном отношении, 1876).
Как видно из вышеприведённых примеров, источники, в которых встречается упоминание названия Южной Осетии во второй половине XIX и начале XX столетий, при всем желании нельзя объявить официальными документами Национальных советов Грузии или Южной Осетии. Аналогичное положение и в статьях грузинских авторов.
Ф. Натиев (Натишвили), например, озаглавил серию своих очерков «Из Южной Осетии» («Кавказ», №№ 10, 36–39, 1873), явившихся результатом его поездки в ущелье Малой Лиахвы. Он, в частности, отмечал при этом, что селение Ортеви находится в Южной Осетии и населено оно фамилией Кулумбегашвили (осет. Хъуылымбегтæ). Поселенцы этого прихода, по его словам, — стародавние старожилы местности: «Теперешние осетины даже не помнят, когда их предки впервые переселились из Северной Осетии».
Точно также другой автор, И. Алхазашвили, совершивший поездку в Цхинвали и Джавское ущелье, озаглавил свои корреспонденции «Из Гори в Осетию». Отмечая развитие сельского хозяйства в Южной Осетии, он писал, что южные осетины принялись за интенсивное хлебопашество и что «на низинах (Кехви-Хвце) урожай бывает лучше, чем в Картли. Вместе с тем многие здешние осетины спускаются в Картли и берут у помещиков земли на пополам или за четвертую часть урожая (№ 128)». В той же газете за 1884 г. С. М-швили серии своих статей «Два месяца в деревне» (№№ 157, 166–167, 217–219) предпослал подзаголовок «Описание Южной Осетии».
Известный общественный деятель и литератор прошлого столетия С. Мгалоблишвили, выступавший под псевдонимом «Мгзаври Кохи», в связи с грабежами в Южной Осетии писал в газ. «Иверия», что «с северной стороны от сел. Меджврисхеви начинается Осетия…» (31, 1978). Часто встречается это название и в корреспонденциях Г. Чочишвили (Лиахвели), активно сотрудничавшего в грузинской прессе во второй половине XIX в. (Южная Осетия. «Дроэба», № 77, 1883), который, в частности, писал: «По природному своему состоянию и по народонаселению Осетия делится на две главные части: Северная Осетия (Терская область) и Южная Осетия (Горийский и Душетский уезды)». Другой автор, укрывшийся под инициалами К. М., рассказывая о выборах сельских старшин в Горийском уезде, писал, что если в Картли выборы сельских старшин прошли неудачно, то «в Осетии жалоб на неудачные выборы поступает мало…» Наконец, И. В. Беридзе, рассказывая об открытии первой осетинской школы в Джаве на средства местных жителей, озаглавил свою заметку «Вести из Осетии».
Название Южная Осетия употреблялось и в дореволюционной грузинской историографии. Известный грузинский историк Мосэ Джанашвили, характеризуя «Памятник (ксанских) эриставов», пишет, что этa хроника «обнимает историю Грузии и, главным образом, ксанских эриставов, князей осетинских XIV в.» и даёт также «краткое описание нынешней (южной) Осетии». О назначении осетинского владетеля Ростома — родоначальника ксанских эриставов — «эриставом Ксанского ущелья и, вероятно, всей Южной Осетии» М. Джанашвили говорит и в комментариях к русскому переводу «География Грузии» Вахушти Багратиони. Так же широко использует название Южная Осетия и Зах. Чичинадзе в своей «Истории Осетии» (Тб., 1913).
В грузинской историографии XIX в. для обозначения данной территории или, что точнее, её части, наряду с названиями Южная Осетия или просто Осетия, употреблялся и термин «Карталинская Осетия». В научный оборот впервые его ввёл, видимо, известный грузинский историк Д. Бакрадзе. Рассказывая о верованиях осетин нынешнего Знаурского района, он писал, что «в карталинской Осетии, рассказывали, образовалась религиозная секта, члены которой преимущественно женщины». В этой связи он отмечал также, что осетины Корнисского ущелья «переселены сюда из тех мест Джавского округа, где природа бедна пахотными землями и пастбищами. Между этими горцами очень мало грузин, оттого нравы их сохранили доселе свой национальный характер; они весьма плохо говорят по-грузински, дурно понимают христианскую веру, в которую, впрочем, обращены не очень давно, и придерживаются всего того, что принесли с собой из Осетии» (подч. мной — Ю. Г.).
Д. Бакрадзе приводит также любопытный документ, датированный апрелем 1840 г, который представляет собой добровольно принятое обязательство осетинского населения селений Цорбис, Торманеули, Малда, Зар и др. не совершать больше «набегов на Осетию и Карталинию…» Как видно из этих слов, карталинской Осетией историк называл плоскостную часть Южной Осетии, а её горную часть, или Джавский участок, он именует просто Осетией.
По-видимому, именно в таком значении употреблял название «Закавказская Осетия» и «Нижняя Осетия» и известный исследователь кавказских древностей Фр. Байерн, переселившийся из Германии на Кавказ. Говоря о распространении башенных сооружений на южных склонах Центрального Кавказа, он, наряду с горной Рачой, Пшавией и Тушетией, верховьями Арагвы и Иори, особенно выделял верховья и «ущелья Джоджоры, верхнее ущелье Квирилы, преимущественно дер. Цона, деревни по верховьям Лиахвы, затем, в Закавказской Осетии, Двалетия (подч. мной — Ю.-Г.)». Отмечая сезонный характер богомолий и их связи, с природно-климатическими факторами, Фр. Байерн писал, что в июне, когда снег еще покрывает горные вершины, богомольцы преимущественно посещают «места на Пшавской Арагве, в Карталинии и Южной Осетии, а в июле поднимаются к Осетинской Арагве и к верховьям Терека…» Утверждать в свете этих данных, что, несмотря на его употребление и в прошлом столетии, термин «Южная Осетия» является все же условным, значит полностью игнорировать лежащие на поверхности исторические факты.
Особенно показательны в этом отношении сведения грузинских историков, касающиеся установления русской власти в Грузили в начале XIX в.
Рассказывая о попытках организовать выступления против русских, Таймураз Батонишвили пишет, что в 1810 г. с этой целью сын царевича Юлона Леон «был направлен через Рачу в Лиахвские горы, чтобы поднять там осетин против русских. Прибыв туда, Леон собрал вокруг себя осетин и подошёл к окрестностям Цхинвала. Узнав об этом, губернатор Картли ген. Ахфердов с русским войском подошёл к Цхинвалу, но, не выдержав сражения с осетинами, укрылся в Цхинвальской крепости. Тогда осетины сожгли и разграбили окрестности Цхинвала и сам Цхинвал и повернули назад. Тогда Тормасов направил в Чвриви (Цру — Ю. Г.) большое русское войско, которое сожгло его…»
Об этом же событии Баграт Батонишвили рассказывает так: «…тогда сын царя (Ираклия) Александр направил своего племянника Леона в Осетию в Самачабло (осетса самачаблоса шина) (подч. мной — Ю. Г.), чтобы поднять собравшихся там осетин на борьбу против русских». И, наконец, Давид Багратиони (1767— 1817) пишет, что имеретинский царь Соломон «племянника своего Леона, сына царевича Юлона, послал в Осетию (подч. мной — Ю. Г.), куда собрались осетины, и стали драться с командовавшим тогда там генерал-майором Ахфердовым и сожгли местечко Цхинвали».
Надо полагать, что представители Багратионов, бывшие сами свидетелями описываемых событий, знали, где находится Осетия.
Бесспорный интерес для истории разбираемого названия представляют российская литература и официальные документы империи в период установления русской администрации на Кавказе. Ценность этих сведений заключается в том, что они составляют взгляд на данный вопрос как бы со стороны, что усиливает их объективность. Особый интерес в этом отношении представляют официальные документы российской администрации, в том числе донесения офицеров Генерального штаба и переписка военного министерства, лишённые какой-либо идеологической основы.
Уже в первых документах Российской администрации территория компактного расселения южных осетин, как правило, именуется Осетией. Так, например, в докладе главноуправляющего Грузией генерала Кнорринга императору в марте 1802 г. говорится об учреждении временных судов в Осетии, имея в виду учреждение таковых в Джаве, Ванати и Кешельтах. То же самое мы видим и в переписке местной администрации. В рапорте горийского капитан-исправника правителю Грузии Коваленскому 20 XII-1802 г. о жалобах крестьян на помещиков говорится: «Во время моего пребывания в Осетии для описания тамошних обывателей Потнисской области и по Малой Лиахве обитающие по горам осетины заносили мне жалобы…»
В рапорте главноуправляющего Грузией генерала Головина военному министру Чернышеву от 22. VII. 1838 г. о желательности учреждения должности главного пристава для Южной Осетии, в частности, говорится: «Осетия, несмотря на близость к центру управления здешним краем, распространяясь по хребту и ущельям Кавказа, до сих пор не вся ещё нам подвластная. Часть её, лежащая по южной покатости гор (подч. мной — Ю. Г.), после экспедиции, в 1830 г. бывшей, разделена на четыре приставства… Окружной начальник, имея постоянное жительство в г. Гори…, не имеет ни времени, ни способов посещать Осетию, а потому надзор его ограничивается одними распоряжениями. Неудобство сие замечено было ещё с 1831 г. Предместник мой, ген-адъютант барон Розен… предполагал улучшить управление Осетиею, но предположение его осталось неисполненным». Головин предлагал назначить для всех «осетинских обществ по сию сторону хребта Кавказского одного, главного пристава из военных русских офицеров». Он считал, что «со временем, при таковом учреждаемом правлении над Осетией (подч. мной — Ю. Г.) можно будет надеяться не только на постепенное обложение жителей оной соразмерною с их состоянием податью, но и открытие других источников государственных доходов». Конечно, эти и подобные предложения делались не из стремления улучшить положение местного населения, а прежде всего в интересах Российской империи, причём особого секрета из этого и не делалось. По словам того, же Головина: «Один взгляд на карту удостоверяет, что земля сия во многих отношениях заслуживает особенного внимания правительства. Прочное владычество в Осетии утвердит господство наше на большем пространстве хребта Кавказских гор…»
Не менее показательно и указание военного министра Чернышева генералу Головину в апреле 1841 г. о вхождении Южной Осетии в состав Горийского уезда; «Вам известно, что по положению 10 апреля 1840 г. Осетия вошла в состав Горийского уезда Грузино-Имеретинской губернии… Одним из главных виновников случившегося в Осетии (имеются в виду выступления югоосетинских крестьян в 1839-1840 гг.— Ю. Г.) беспокойства следует считать бывших там главного пристава майора Васильева и участкового заседателя Джавахова…»
В таком же духе выдержаны официальные донесения о результатах карательных экспедиций царских войск против южных осетин в 30-40 гг. прошлого столетия. Сообщая о военных действиях российских войск под командованием ген. Рененкампфа в 1830 г. против осетин Кударского и Чеселтского ущелий, тбилисский губернатор ген. Стрекалов докладывал ген. Паскевичу «о действиях наших войск в Осетии», о потерях русской стороны «при вступлении наших войск в Осетию» и т. д. Захваченные в ходе этой операции в плен осетины и доставленные в Гори характеризуются в приговоре суда как «арестанты, доставленные из Осетии».
В итоговой докладной того же ген. Стрекалова в 1830 г. об итогах карательных экспедиций против южных осетин с момента установления русской администрации в Закавказье отмечалось, что военная экспедиция против джавских и кударских осетин, проведенная в нач. 1809 г. под командованием подполковника Симоновича, обеспечила «на долгое время Карталинию от набегов осетин». Однако эта операция была признана недостаточной ввиду поддержки, оказанной осетинами царевичам Александру и Юлону на первых порах установления русской администрации в Грузии. Но, главное, надо полагать, заключалось не в этом.
Как подчёркивается в докладной, этот край, несмотря на то, что от главных обществ были взяты заложники, содержащиеся в Гори, никогда не был «до такой степени покорным России, чтобы русский без покровительства кунака из природных жителей или без значительного воинского прикрытия мог объездить ущелья, в коиx расположены осетинские деревни». Особое беспокойство у русского командования вызывали жители Кешельтского (Чеселтского) и Дзимырского ущелий. «Ущелья сии, — отмечал Стрекалов, — прямые гнезда разбойников, и уничтожение или переселение их жителей необходимо для покорения и спокойствия всей Осетии (подч. мной — Ю. Г.). Жители Мангландвалетского и Нарского ущелий, хотя и не столько промышляли разбоями, как первые, от прочих отличаются буйною независимостью и воинственным, духом».
Отмечая отсутствие в Осетии надлежащих путей сообщения, препятствующих быстрому продвижению войск, ген. Стрекалов советовал проложить аробные дороги через Главный Кавказский хребет «на пространстве; занимаемом Осетией» в трёх главных направлениях:
- по Малой Лиахве через Дзимырское ущелье;
- по Большой Лиахве через Дзомагское ущелье в Заккииское и
- через Джавское, Кударское, Рачинское, Мамисонское и Касарское и Алагирское.
Эти меры должны были ускорить окончательное усмирение Южной Осетии, горные общества которой упорно отстаивали свои права от притязаний Эрнстовых и Мачабеловых, пользовавшихся поддержкой царской администрации. Поскольку «усмирением одних кешельтских осетин ещё не может быть достигнуто общее в Осетии спокойствие» (подч. мной — Ю. Г.), то генерал предлагал нанести удар «одновременно по всем главным ущельям».
Эта карательная экспедиция, проведённая летом 1830 г. под командованием ген. Рененкампфа, была одной из самых крупных и жестоких. В официальных документах она именуется «экспедицией в Осетию». Воспоминания участников этого и других походов, а также сведения о регионе, полученные по их результатам, во многом проливают свет на исследуемый вопрос.
В «Обозрении российских владений за Кавказом» А. Яновский пишет: «Осетия, называемая местными жителями Ирыстон… граничит к югу с. Карталинией. Южная часть и вся середина Осетии по обеим сторонам Главного Кавказского хребта разделяется на вольную и на принадлежащую к Горийскому уезду Грузии… Во всей Осетии, как отдельной, так и принадлежащей к Горийскому уезду, находятся пять малых рек: Ардон, Пада, Большая и Малая Лиахва и Меджуда… Большая Лиахва, которая, соединяясь с р. Паца, поворачивает на юг, выходит у деревни Цхинвали в Карталинию». Он же приводит географические ориентиры Осетии. Другой автор, О. Евецкий, в «Статистическом описании Закавказского края», вышедшем годом раньше, пишет: «К осетинскому племени принадлежат: 1) Осетинцы собственно так называемые; 2) Дигоры, или Дугоры; 3) Лихийцы (т. е. жители Лиахвского ущелья — Ю. Г.) и 4) Двалеты… Из них Дугоры, Лихийцы и Двалеты находятся в той части Осетии, которая сопредельна с Имеретией».
Бесспорный интерес представляет и письмо русского офицера, непосредственного участника карательных экспедиций конца 20-х годов XIX в., завершившихся походом царских войск под командованием ген. Рененкампфа против горцев Южной Осетии летом 1830 г. Эти военные мероприятия имели, своей целью окончательное умиротворение Южной Осетии и включение её в состав Российской империи.
Вот выдержка из этого письма: «Чтобы дать тебе, любезный друг, как можно более удовлетворительное понятие об Южной Осетии, которую я имел случай обозреть, скажу тебе, что сия горная и доступная только русской решительности страна, граничит к востоку с Военно-Грузинской дорогой или Кавказским ущельем, с западу с Имеретиею, а с югу — с Карталинией». Состоит Южная Осетия, по его наблюдениям, из следующих частей: 1) Маглан-довлети (груз. Магран-Двалети — Ю. Г.) Урсдвалта, девять деревень. Главное — Эдиса; 2) Джавское: Гудис-ком, Чипран, Тли, Хвце, Мзив, Кошки (Кусджыта — Ю. Г.), Урсджвар, Джомага, Рока, Згубир, Сба; 3) Кешельтское; 4) Малое Лиахвское — оканчивающееся около карталинского селения Ванати». Если не считать, что в указанный перечень не включены Дзимырское и Трусовское ущелья, то в целом территория Южной Осетии в первой трети прошлого столетия очерчена правильно.
Для оценки сведений и впечатлений непосредственных участников карательных экспедиций против южных осетин в первой половине XIX в. небезынтересно привести выдержку из докладной записки кн. Давида Мачабели губернатору в мае 1844 г.: «В 1838 г. в бывшей экспедиции в Осетии против мзивских жителей… отец мой, прапорщик кн. Бардзим Мачабели был изменнически убит Зазою и Коазом Тотошвилевыми». Представитель Лиахвских Мачабели, надо думать, имел какое-то представление о том, где находится Осетия.
А вот характерный документ с «противоположной» стороны. В прошении рода Томаевых на имя кн. Воронцова, в частности, говорится: «…как праотцы; наши, так и мы, состоя из дворянского происхождения, имели жительство в Осетии Горийского уезда Джавского, участка в сел. Роки…» Комментарии тут, думается, излишни.
После, окончательного усмирения Южной Осетии и установления русской администрации последующие авторы получили больше возможностей для более подробного ознакомления со страной, что, естественно, сказалось и на их данных. Так, например, Д. Лавров в своих «Заметках об Осетии и осетинах» пишет: «Южная Осетия представляла также (как и Северная Осетия — Ю. Г.) шесть обществ: Джавское, Туальское, Магллндолетское, Джамурсксе, Гудомакарское на южном склоне и Трусовское в Центральном ущелье того же названия». Это деление, не имевшее, естественно, административного значения, отражало положение, существовавшее до проведения русских административных реформ в 60-х годах. В соответствии с этими реформами в начале 60-х гг. северные осетины составили так называемый Военно-Осетинский округ Образованной тогда же Терской области с центром во Владикавказе. Южная же часть Осетии вместе с Трусовским ущельем и Hapo-Мамисонской котловиной по новой структуре Закавказского края была включена в Грузино-Имеретинскую губернию, позднее преобразованную в Тифлисскую и Кутаисскую губернии.
Правда, в 1859 г. территории, Нарского и Мамисонского ущелий вновь присоединили к Военно-Осетинскому округу, который позднее стал именоваться Осетинским участком. Однако Трусовское ущелье осталось в составе Тифлисской губернии (Душетский уезд), хотя вместе с Закка и Наро-Мамисонской котловиной составляло органическую часть центральной или срединной Осетии. В результате этих административных реформ русской администрации деление Осетии на Северную и Южную, имевшее в своей основе географический фактор, стало приобретать и административный смысл. Тем не менее, в историко-этнографической литературе Осетия, как этногеографическая единица, рассматривалась, естественно, как единое целое, расположенное по обе стороны Главного Кавказского хребта. Примером этого может служить как указанная работа Д. Лаврова, так и работы других авторов.
Существование Южной Осетии является само собой разумеющимся фактом для В. Б. Пфаффа и В. Ф. Миллера, труды которых, особенно В. Ф. Миллера, составили целую эпоху в осетиноведении. Говоря о южноосетинском (туальском) диалекте осетинского языка, В. Ф. Миллер сожалел, что ему «не привелось быть в южной Осетии». В. Б. Пфафф, в свою очередь, одна из статей которого называется «Путешествие в Южную Осетию, Рачу, Б. Кабарду и Дигорию», говоря о сел. Джава и горе Дзау хох в Осетии, пишет; «В стороне к Двалетии граница Осетии, должно быть, в это время (III в. н. э. — Ю. Г.) далеко распространилась по южному склону гор…»
В другой своей работе В. Б. Пфафф пишет, что в начале XIX века «сперва Южная Осетия была усмирена ген. Симоновичем, а затем, в 1830 г., вследствие похода ген. майора, кн. Абхазова, и Северная Осетия, признававшая над собой уже до этого времени верховную власть России, окончательно была присоединена к Империи». И далее: «Как в Южной, так, в настоящее время, и в Северной Осетии, вместо прежнего военного управления введено гражданское».
С этими данными полностью перекликаются и сведения В. Чудинова, занимавшегося историей покорения южных осетин царскими войсками. В. Чудинов пишет, что южную границу Осетии составляют «предельные осетинские поселения от г. Душета по подошве хребта и потом через реку Б. Лиахву немного выше с. Дхинвзла, далее по правым притокам этой реки к с. Часовали и, наконец, к верховьям Риона до г. Пасисмта». Характеризуя современное ему административное деление Южной Осетии, В. Чудинов пишет, что она «входит в состав нынешних уездов Горийского, Душетского и частично Рачинского и занимает пространство, известное прежде под именем Двалетия». Для исследуемой нами темы бесспорный интерес представляют отдельные замечания по географии региона. Он упоминает «ущелья восточного и северо- восточного района Южной Осетии — арагвское, магландолетское, джамурсксе или верхнексанское»; отмечает, что р. Ксан «пробегает по Южной Осетии свыше 40 вёрст», что р. Б. Лиахва «принадлежит Южной Осетии, до выхода на равнину, на протяжении 65 вёрст» и т. д.
В. Чудинов, видимо, был в числе первых, кто отметил, что территория Южной Осетии аналогична той же территории, которая была известна в источниках под именем закавказской Двалетии. Что касается проведения им южной границы Осетии (в этно-географическом смысле) «немного выше», т. е. севернее, с. Цхинвала, то это положение соответствует, видимо, состоянию этнической границы в данном регионе в период установления русской администрации на Кавказе. Так, например, в одном из официальных донесений наместника Кавказа ген. Паскевича военному министру Чернышеву в 1830 г. упоминается «сел. Цхинвал, что на границе с Осетией». Положение это сложилось, видимо, значительно раньше, поскольку «Памятник эриставов» в описании событий рубежа XI1I~-XIV вв. определяет территорию Двалетии как простирающуюся от Трусо на ее северо-востоке до Ачабети на юго-западе.
В русской литературе второй половины XIX и начала XX вв., будь то научная или научно-популярная, территория компактного расселения южных осетин также однозначно именуется Южной Осетией, или просто Осетией. Ограничимся лишь несколькими примерами. П. Надеждин: «…сама природа делит Осетию на две части: северную и южную». М. Ковалевский: «…в 1830 г. гр. Паскевич установил в Южной Осетии четыре приставства…» Е. Максимов и Г. Вертепов: «В начале IV в. св. Нина распространила христианство в Южной Осетии… Порабощённая и угнетённая Южная Осетия обособилась ещё более…» Е. Марков: «В Осетии (Северной и Южной) в 1879 г. считалось всех сельских училищ общества христианства 24».
Таким образом, в трудах русских авторов XIX — нач. XX столетия и официальных документах Российской империи территория компактного расселения южных осетин на южных склонах Главного Кавказского хребта, независимо от административного деления региона, однозначно именуется или Южной Осетией, или просто Осетией. В этих работах и документах, независимо от их значения и направленности, нет даже какого-либо намёка на условный или ограниченный характер этих названий. Бытование этого, названия в русской научной и научно-популярной литературе столь же реально отражало стоявшую за ним этногеографическую общность.
С последней четверти XVIII в., по мере продвижения Российской империи на Кавказ, этот регион становится объектом внимания западноевропейских исследователей и путешественников, сведения которых также представляют интерес для разбираемого вопроса. Одним из первых был И. Гюльденштедт, совершивший в начале 70-х годов XVIII в. по предложению Российской Академии Наук путешествие на Кавказ, во время которого он несколько раз посетил отдельные районы Осетии и Грузии. Вот его описание географического положения Осетии: «Страна или провинция Осетия обнимает часть территории высоких Кавказских гор у истоков северных притоков р. Терек до Лескена и на притоках Куры на юге — Арагви, Ксани, Малой и Большой Лиахвы и на притоке Риона Дзедо».
В связи с локализацией истоков р. Риона на территории Осетии следует подчеркнуть, что такая локализация отмечается целым рядом авторов XVIII — нач. XIX вв., независимых друг от друга. Так, например, Кутаисский митрополит Максим (последняя треть XVIII в.), отмечая, что Имеретия граничит на востоке с живущими в горах осетинами, пишет в этой связи: «Рион протекает из Осетии внутрь Имеретин через г. Кутаис. Квирила также идёт из Осетии и от оного города Кутаиси в трех верстах соединяется с Рионом». Об этом же говорит и С. Броневский: «Рион течением своим захватывает часть необитаемой Осетии». Он упоминает также наличие «осетинской волости Двалета на Джечо», т. е. на р. Дзедо, или Джоджора в Кударском ущелье Южной Осетии. О локализации истоков Джоджоры и Квирилы в населенном осетинами Кударском ущелье говорит и Вахушти, хотя и включает этот отрывок в описание Имеретинского царства.
Данное положение сложилось, видимо, не позднее эпохи раннего средневековья, о чем свидетельствуют данные античных и древнеармянских авторов. Клавдий Птолемей (II в. н. э.), к примеру, включает в состав Азиатской Сарматии южные склоны Центрального и Западного Кавказа. А «Армянская география» VII в., сообщает, что отделяющая Абхазию от страны Егер (Мегрелию, древнегруз. Эгриси) р. Дракон, отождествляемая с Ингуром» или Кодором, вытекает из Алании. Из этого следует, что юго-западные границы Алании (Осетии) в раннее средневековье пролегали к югу от хребта.
Возвращаясь к И. Гюльденштедту, необходимо отметить, что И. Гюльденштедт был принят картлийским царем Ираклием II» с которым совершил даже поездку в Кахетию и который приглашал его на службу. Он был принят также имеретинским царём Соломоном I; в поездках же по Грузии его сопровождали представители высшей феодальной знати. Из этого можно заключить, что его описание Грузии и сопредельных территорий, в т.ч. И Осетии, вряд ли коренным образом противоречило взглядам официальных лиц, с которыми он общался. В связи с этим весьма показательно, что расположенная по обоим склонам Главного Кавказского хребта Осетия для Гюльденштедта — одна этногеографическая общность, независимо от административного деления и политической подчиненности отдельных ее частей. Эта характеристика ценна еще и тем, что экспедиция Гюльденштедта по существу выполняла разведывательные цели, интересовавшие русское правительство на Кавказе.
С И. Гюльденштедтом солидарен и другой член Российской Академии наук П. С. Паллас, совершивший свое путешествие на Северный Кавказ в 1793—94 гг. Эта экспедиция также имела в первую очередь разведывательные цели. Говоря об осетинах, Паллас пишет, что они называют себя ир или иронами, а свою страну— Иронистан. Границы этой страны, по его словам, проходят «по северной стороне Кавказа, где на западе ее составляет р. Уруп, а на востоке — Терек; на южной стороне — на западе р. Рион или Фазис древних авторов, а на востоке — Арагва. Она делится на «ком» (округа) и «коу» (селение)…».
Из числа зарубежных исследователей и путешественников первой половины прошлого столетия, лично посещавших Осетию, следует выделить сведения немецкого автора К. Коха, доцента Иенского университета, совершившего в конце 30-х годов путешествие на Кавказ. Ему удалось лично посетить многие районы Грузии, Северной и Южной Осетии, ввиду чего его географические наблюдения приобретают особый интерес. Подобно своим предшественникам, он делит Осетию на Северную и Южную, границей между которыми он считает водораздельный хребет. Вместе с тем, как и А. Яновский, т. е. практически одновременно с ним, К. Кох вводит и понятие Средней или Срединной Осетии (миттлере). Сюда он отнес территорию Наро-Мамисонской котловины, начиная от Касарских ворот (осет. Туалгом), Трусовское ущелье (Тырсыгом) и Урстуалта с центром в с. Сба (груз. Маграни Двалети). Приводимые им географические координаты Осетии,— (6l°10’ и 62°15’ восточной долготы и 42°20’ и 43°30’ северной широты) в целом совпадают с данными, приводимыми в сообщениях представителей русской администрации,
Западными и восточными- границами Южной Осетии К. Кох называет верховье притоков Риона (Квирилу и Джеджора) и Арагви, а на юге она соседила с Картли. Однако северные границы последней, по словам К. Коха, никогда не были точно установлены, поскольку в селениях, расположенных по рекам Ксани, Рехула и обеим Лиахвам, грузины и осетины постепенно смешались.
Отдельные замечания немецкого автора о том, что «в Джаве расположен самый крайний русский военный пост в Осетии», что «3 находящихся в Южной Осетии пристава находятся в постоянной опасности пасть жертвой осетин», что в бытность его в Осетии «лейтенант Андреевский был послан в Южную Осетию, в долину кешелтов (Чеселтгом — Ю. Г.) для составления карт», что «в котловине Эрцо Осетия характеризуется совершенно другими чертами», что «только истоки Ксани, где находится общество Дзимыр, относится к Осетии», что «текущие на юг реки Осетии, за исключением двух, впадающих в Риони (Квирила и Джеджора), являются притоками Куры» и др., дают ясное представление о том, что территория компактного расселения южных осетин называется К. Кохом именно Южной Осетией, а не каким-либо административным названием Российской империи или Грузии.
То же самое наблюдается и в статьях другого немецкого автора, К. Ф. Гана, несколько раз посетившего Осетию в 80-х годах прошлого и в начале этого столетия и посвятившего истории осетин несколько статей. Объясняя причины своей поездки летом 1903 г. в Джавское ущелье, К. Ф. Ган пишет: «Хотя я уже в 1880 г. посетил долину Б. Лиахвы до аула Роки, откуда потом перевалил в Северную Осетию, но желание еще ближе познакомиться с осетинами южного склона… побудили меня вторично побывать в Южной Осетии».
Таким образом, иностранные путешественники и исследователи конца XVIII и нач. XIX вв., писавшие о Кавказе, Осетии и Грузии, независимо от тех или иных неточностей в их описаниях, однозначно употребляют название Южная Осетия для обозначения территории: компактного расселения южных осетин. В этом отношении, их сведения полностью согласуются с данными грузинских и российских авторов XIX в., также обозначавшими эту территорию Южней Осетией или просто Осетией. Но можно ли на этом основании считать начальной датой такого обозначения именно XIX в.? Ответ на этот вопрос дают в первую очередь сведения грузинских Источников позднего и раннего средневековья. Ответ на этот вопрос тем более, необходим, что даже в специальных работах, посвященных происхождению названия Южная Осетия, категорически утверждается, что «ранее XIX в. не существует грузинских и иностранных письменных источников, в которых бы означенная территория именовалась Осетией или Южной Осетией». С другой стороны, утверждается также, что термины Северная и Южная Осетия появляются лишь в 70-х годах прошлого столетия.
Одна ссылка на сведения И. Гюльденштедта уже сама по себе лишает приведённые утверждения — доказательной силы, и этим можно было бы и ограничиться. Однако для полноты картины обратимся к грузинским источникам XVIII в., чтобы выяснить, действительно ли в них не встречается ни одного случая обозначения территории расселения южных осетин Осетией или Южной Осетией. Этот разнобой мнений свидетельствует по меньшей мере о слабой изученности данного вопроса.
Одним из важнейших представителей грузинской исторической науки XVIII в. является Папуна Орбелиани, чей труд «Амбавни Картлисанй» считается одним из значительных памятников грузинской историографии и служит достоверным источником для изучения политической жизни Картли и Кахети в 30—50 гг. XVIII в. Это был период господства в Картли и Кахети персов («кызылбашоба»), заменившее собой не менее тяжелое турецкое («осмалоба»), когда часть феодалов активно выступала на стороне шаха.
В 1741 г. в отместку за разорение Арагвского эриставства с помощью лезгин ксанским эриставом Шанше, шах направляет простив него большое войско, состоявшее из дружин картлийских феодалов, индийцев, луристанцев и других подвластных Ирану племен, в т.ч. И афганцев. Во главе этого войска поставили Гиви Амилахори, которому шах пожаловал отнятое у Шанше Ксанское эриставство, и Имам-кули-хана, одного из высших должностных лиц Ирана. Под их началом находились и шесть видных военачальников (султанов) шахского двора. В августе того же года, разделившись на три части, это войско вторглось в пределы Ксанского эриставства. Одна часть войска под командованием арагвского эристава двинулась через Ломисскую гору, вторая — по р. Ксани и третья — по Лиахве.
Вторгшееся войско действовало безжалостно. Как пишет историк, войска набегами разорили Ксани, сожгли и захватили его. «Было перебито множество людей, разрушены крепости и даже башни, нигде не оставили и строений». Эристав был вынужден бежать и вместе с женой и детьми укрылся в Ацерской крепости по М. Лиахве. Той же ночью Имам-кули-хан подошел к крепостии окружил ее. Шаншё вместе со своим братом Иесе и несколькими людьми удалось ускользнуть и, пройдя ущелье, прибыть в Ахалцих и отдаться под покровительство турецкого паши. С рассветом крепость была взята и подвергнута разгрому и опустошена.
Разрушив Ацерскую крепость и все близлежащие укрепления и захватив все, что можно было взять, шах «разослал афганских карателей, которые забрали в плен всех, кто ещё где-нибудь оставался. На этой стороне Осетии (Осетс акет) хан согнал всех с мест (подч. мной — Ю. Г.) и отдал их Гиви Амилахори. Двинулся вместе с ними Гиви и поселил их в Пхвениси».
Узнав о том, что в одном месте ещё осталось немного скота, хан вернулся обратно для его захвата. Горцы осетины находились с ним в мире, но, узнав об измене, т. е. разорении и изгнании осетинского населения, окружили его в одном узком месте, напали на них и обратили кызылбашей в бегство, ранили хана и убили сына Мухран-батони (Мухранского владетеля), который был у кызылбашей главой палачей, и истребили кызылбашей». Оставшиеся в живых персы вернулись в Гори и соединились с остальным войском.
Как хорошо видно из приведённого рассказа, П. Орбелиани называет «этой стороной Осетии» или «посюсторонней Осетией» ту часть территории Ксанского эриставства, которая была населена осетинами. Кроме этого термина, для обозначения Южной Осетии им употребляется и Термин «посюсторонняя» (пиракети) Осетия, или просто Осетия, а для Северной — «на той стороне (Осетс икет)», потусторонней (пирикита) или Большой Осетии (Диди Осети). Это хорошо прослеживается при описании им последующих событий, связанных с борьбой южных осетин против Ксанского и Арагвского эриставов.
П. Орбелиани далее пишет, что в 1746 г. эриставские осетины, т. е. осетины Ксанского и Арагвского эриставств, восстали и начали громить (цеми) Верхнюю Карталинию (Земо-Картли). Царь Кахети Ираклий призвал находившихся у него в подчинении анцухских, тебийских и ширакских лезгин, поставил во главе их Мачабели и Амилахвари и направил это войско против восставших осетин. Это войско «опустошило Осетию, перешло затем в Имеретию, где разорило также Сацеретло и захватило много пленных.
К опустошению Имерети государь не имел отношения, но захваченное в Осетии имущество им не хватило и поэтому» они ударили по Имерети. «С захваченной добычей лезгины прибыли в Гори… С собой они привели захваченных в Осетии и Имеретин бесчисленное количество пленных».
Как видно, и в данном, случае, как и в ряде других, П. Орбелианк называет «Осетией» именно Южную Осетию, что хорошо видно из описания дальнейших событий в Ксанском и Арагвском эриставствах.
С целью пресечения выступлений осетин Ираклий II с кахетинским войском двинулся в Ананури, т.к. осетины обоих эриставств Сильно злодействовали, ни повинностей не платили, и не пустили к себе царского управляющего». Было решено усмирить их, и царь Ираклий обратился к своему отцу картлийскому царю Теймуразу, с просьбой о помощи. Вместе с картлийским войском Теймураз двинулся на помощь своему сыну и прибыл в Ванати, тем самым перекрыв обе дороги, чтобы им (осетинам) не «было ниоткуда помощи».
Когда концентрация сил была завершена, то было решено первый удар нанести по осетинам Арагвского эриставства. Кахетинскпй царь «снялся с Ананури и двинулся в Осетию (подч; мной — Ю. Г.). В авангарде находилось арагвское войско, во главе которого был поставлен тушинский эристав Джимшер, два отряда были поставлены на флангах, сам же царь с остальным войском двигался за ними. В результате ожесточённых сражений было «взято и разрушено 40 боевых башен, захвачено и всячески разрушено Трусовское ущелье…»
Возвратившись победителем обратно в Ананури, царь Ираклий «Захватил всех, кто был замешан в крови эристава Бежана». Хотя об убийстве, пристава Бежана П. Орбелиани до этого ничего не сообщает, но из этих слов явствует, что арагвский эристав был убит (восставшими?) осетинами. Кара за это убийство была жестокой. «Некоторых из замешанных в убийстве Ираклий переправил отцу и там арагвекий владетель выколол им глаза, другим же, оставшимся здесь, выколол глаза кахетинский царь и вместе с жёнами и детьми согнал с насиженных мест и поселил в Кахети», видно, переселение осетин в Кахети происходило и таким путем. «Когда весть о разгроме арагвских осетин и этом событии дошло до осетин Ксанского эристйвства, то их представители тогда прибыли в Ванати и присягнули на верность Теймуразу, выплатив все числящиеся за ними повинности».
Из описания этого похода совершенно очевидно, что поход кахетинского и карталинского царей против ксанских и арагвеких осетин П. Орбелиани называет походом в Осетию, из отдельных частей — Трусовское ущелье.
В 1750 г. Картли и Кахети вмешались в борьбу некоторых приграничных ханств. Для войны против кызылбашей в Тбилиси призваны войска «всех картлийцев, имеров, черкесов, осетин и кавказских горцев; кахетинский царь также собрал всех кахетинцев, тушин, пшавов, хевсуров и леков, подчинявшихся кахетинскому владетелю». После завершения этой операции и возвращения войска в Тбилиси царь пожаловал черкесскому владетелю «много добра его войску и осетинскому потустороннему войску (подч. мной — Ю. Г.). В следующем 1751 году для отражения похода владетеля Тавриза Азат-хана против союзного с Грузией Ереванского ханства царь Теймураз направил туда своего сына, царя Ираклия, во главе с картлийско-кахетинским войском и казах-борчалинскими татарами. На помощь прибыло в Тбилиси и «войско из потусторонней Осетии (подч. мной — Ю. Г.), которым царь определил содержание и в сопровождении проводников направил к своему сыну».
В 1752 г. для отражения нашествия Шеки-Ширванского хана Аджи-Чалаба цари Картли и Кахети «собрали войска Картли и Кахети, потусторонней и посюсторонней Осетии (подч. мной — Ю. Г.), туш-пшавов, мохев-хевсуров и войска всех горцев, которые подчинились картлийскому или кахетинскому царям, сына Шамхала с лезгинами».
Обозначение одной части Осетии, а именно Северной, расположенной к северу от хребта, термином «потусторонняя», а другой, южной, находящейся к югу от хребта, — «посюсторонней», хорошо видно и на основании данного сообщения. Кроме того, для обозначения Северной Осетии П. Орбелиани употребляет в одном случае и название Большая: «В 1745 г. Все держатель России направил на Кавказ для проповеди и ознакомления с верой Христовой семерых монахов. Прибыли они сперва в Большую Осетию…». Очевидно, Большой, а не великой, как переводят некоторые авторы, что в данном контексте лишено смысла, П. Орбелиани называет «Большой» Северную Осетию, чтобы провести различие между ней и Южной Осетией, по сравнению с которой она действительно представлялась Большой.
Таким образом, как явствует из вышеприведённого материала, для обозначения Южной Осетии П. Орбелиани пользуется такими определениями, как «посюсторонняя» (пиракети), на этой стороне Осетии» (Осетс акет), или просто Осетией, а для Северной — «потусторонней» (пирикити), Большая (диди) и просто Осетия (Осети) в большинстве случаев.
Полемизируя со мной по данному вопросу, Дж. Гвасалия пишет: «Ошибочно мнение о том, что Вахушти Багратиони территорию современной Юго-Осетинской АО называет «посюсторонняя Осетия». Необходимо отметить, что данная цитата не только неадекватно передаёт сказанное мной, а попросту искажает его посредством довольно несложной манипуляции с текстом. В статье, на которую он ссылается, сказано буквально следующее: «Термин Осетия или посюсторонняя Осетия, как обозначение территории компактного расселения южных осетин (а не территории Юго-Осетинской АО, как пишет Дж. Гвасалия), в грузинской литературе встречается и в XVIII в. Чтобы не утруждать читателя примерами, укажу лишь на Папуну Орбелиани и Вахушти Багратиони».
Как же цитирует этот отрывок мой оппонент? Он полностью опускает упоминание Папуны Орбелиани в приведённом контексте, поскольку употребление им названий посюсторонняя Осетия и Осетия для обозначения территории компактного расселения южных осетин, как показывает вышеприведённый материал, совершенно очевидно. Это бесспорное положение вряд ли вызывает какое-либо возражение у Дж. Гвасалия, чем, видимо, и объясняется его молчание об этом. Поэтому он предпочёл приписать мне утверждение о том, что Вахушти якобы употреблял название «посюсторонняя Осетия» для обозначения её южной части, которое у него действительно не встречается, ничего не говоря при этом о П. Орбелиайи, на которого, как и на Вахушти, я ссылался в указанном контексте.
Поскольку с использованием П. Орбелиани названий посюсторонняя Осетия и Осетия для обозначения Южной Осетии все совершенно очевидно, посмотрим, действительно ли не называл Вахушти Багратиони Южную Осетию Осетией, как утверждает Дж. Гвасалия. На первый взгляд, это так и есть, поскольку в его географическом описании Грузии нет специального раздела, посвящённого Южной Осетии, и нет, следовательно, и названия самого региона. Но это только на первый взгляд.
Дело в том, что-то описание основывается, в первую очередь, не на географических реалиях, а прежде всего, подчинено политическим целям и принципам, на которых оно базируется. Об этом свидетельствует и само название его труда: «Описание царства Грузинского», которого уже давно не существовало, поскольку после нашествия татаро-монголов в нач. XIII в. оно постепенно распалось на три царства: Картлийское, Имеретинское и Кахетинское и пять полунезависимых княжеств — Абхазию, Гурию, Одиши (Мегрелия), Сванетия и Самцхе-Саатабаго. Поэтому «Описание царства Грузинского» является скорее описанием территории некогда существовавшего единого царства Багратионов (XI—XII вв.), с одной стороны, и в идеале его возможных и желательных с точки зрения Багратионов границ в будущем, с другой.
Именно этими целями и принципами объясняется, в частности, включение в состав «современной Картли» не только собственно Картли, но и таких горных регионов, как Гудамакари, Мтиулети, Хеви, а также населенных осетинами Тырсыгом (Трусо), Дзимыр (Жамури), Урстуалта (Магран-Двалети), однозначно относимые П. Орбелиани к «посюсторонней Осетии». Неудивительно, что при таком подходе в Картли оказываются и Джавское ущелье, и ущелье р. Пацы, и верховья М. Лиахвы, Гнух, также населенные осетинами; и составлявшие органическую часть Двалети грузинских источников.
Этим же политическим подходом объясняется отнесение населенного осетинами района Эрцо-Кударо, также составлявшем органическую часть Двалети, не к Картли, как Джавское ущелье, а к Имёрети («Описание страны Эгриеи или Абхазии, или Имерети»). Дело в том, что на него претендовали имеретинские феодалы, считавшие этот район сферой своего влияния и упорно стремившиеся подчинить своей власти местное население. По сообщению И. Гюльденштедта, сел. Цон вместе с Кударом в 1770 г. подверглось нападению и разграблению имеретинскими феодалами за отказ местного населения выплачивать им повинности. «Поэтому все башни здесь наполовину разрушены». Верный принципу владетельных прав феодалов, Вахушти чётко фиксирует политическую картину своего времени.
Тем не менее, Вахушти Багратиони, естественно, вынужденный считаться и с географическими реалиями, не всегда выдерживает политический принцип при описании отдельных регионов, в т. ч. и Осетии. В этих случаях содержание, вкладываемое им в понятие «Осетия», заметно расширяется, охватывая определённо и южные отроги Центрального Кавказа. Так, при описании Осетии он пишет, что Трусовское ущелье вместе с Касарским, Згильским, Зарамагским, Нарским, Зругским ущельями и Магран-Двалетией, «составляют Дуалетию». А поскольку названная Двалетия и, согласно Вахушти, составная, часть Осетии, то отнесение им к Осетии Мягран Двалети (Урстуалта), описание которой он приводит в описании Картли, ясно говорит о том, что названием Осетия Вахушти обозначает и определённую её часть на южном склоне, а именно Урстуалта.
Более того, в том же описании он пишет, что «жители Большой Лиахвы, Малой Лиахвы, Ксанского ущелья и Кударо также являются двалами, выходцамя из этой Дуалетии, единые верой, порядками, обычаями и сегодня находящиеся в родственных отношениях друг с другом». Как видно из этих слов, Вахушти определенно не называет эту территорию Двалетией или Осетйей, поскольку она относилась к Картлийскому и Имеретинскому (Кударо) царствам. Тем не, менее, упоминание об этом именно в «Описании Осетии» говорит о том, что, вольно или невольно, он переносит это название и на указанный регион. Это обстоятельство особенно, четко прослеживается при описании конкретных событий, связанных с взаимоотношениями правителей Картли с осетинами-двалами в XVII—XVIII вв.
В правление картлийского царя Вахтанга V, в мусульманстве Шахнаваза—(1658—1676), двалы, по словам Вахушти, перестали платить повинности царю. «Поэтому царь с войском прибыл в Цхинвали, чтобы войти в Осетию» (подч. мной — Ю. Г.). Прослышав об этом, двалы направили своих представителей в Цхинвали, выплатили числящиеся за ними повинности и обязались подчиняться, как прежде». Совершенно очевидно, что в Цхинвали должны были прибыть не потусторонние осетины, а в первую очередь жители Джавского и Кударского ущелий, в борьбе против которых Цхинвал являлся естественной опорной базой. Об этом, кроме всего прочего, свидетельствует и использованное Вахушти выражение: «войти в Осетию (шесвлад осетад)», а не «перейти в Осетию», что, естественно, следовало ожидать, если бы речь шла о Северной Осетии.
Другой крупный поход против южных и нарских осетин состоялся в нач. XVIII в. Как пишет Вахушти, в 1711 г. правитель Картли Вахтанг VI «вновь двинулся в поход, чтобы войти в Осетию, вступил в неё, разрушил и сжёг 80 башен, прошёл Зарамаг, обогнул Згильское ущелье, перешёл через Кедела и прибыл в Кударо, а из Кударо — в Картли победителем, захватив Дуалети наложив (на жителей) подати». Как явствует из приведённого текста, поход Вахтанга VI, затронувший Зарамагское, Нарское и Згильское ущелья на севере и Кударское на юге и приведший к очередному подчинению Двалети, называется Вахушти походом в Осетию. Следовательно, и в данном случае Вахушти называет Осетией и её южную часть в лице Кударского ущелья.
Об этом походе сообщает и современник Вахушти С. Чхеидзе, сведения которого подтверждают и корректируют сообщения Вахушти. По словам С. Чхеидзе, Вахтанг «напал на Двалети и одержал победу, сжёг и разрушил до основания тридцать крепостей, подчинил всех от Верхнего Нара до Нижнего Кудара (подч. мной — Ю. Г.) и обложил их данью». Таким образом, поход 1711 г. был направлен против той части Осетии, которая охватывала Двалетию как на севере (Туалгом), так и. на юге (Куыдаргом), что и было отмечено обоими авторами.
В сведениях С. Чхеидзе содержится и следующий любопытный факт. Рассказывая о нападении объединённого войска кахетинцев, турок-османов и картлийцев на Ксанское эриставство летом 1731 г., С. Чхеидзе пишет, что затем это войско напало на Самачабло и взяло Сверскую крепость, принадлежавшую Теймуразу Мачабели. Последний был вынужден укрыться с семьёй в Мугуте Джавского ущелья. Узнав об этом, нападавшие» перешли Осетинскую гору (или гору Осетии — мта Осетиса) и атаковали Мугути…». Трудно себе представить, что какая-то гора между Свери и Мугутом могла именоваться Осетинской, если бы она не находилась на территории Осетии.
Возвращаясь к походу 1711 г., отметим, что об этом походе Вахушти мимоходом упоминает и в другом месте своего труда. Оказывается, с тех пор как «Вахтанг покорил Осетию и создал отряд телохранителей (из осетин? — Ю. Г.), стали опасаться ксанский и арагвский эриставы Георгий и Датуна за свои владения». Недовольные усилением Вахтанга картлийские феодалы смогли уговорить шаха Ирана сместить Вахтанга и назначить нового наместника (джанишина). Как явствует из вышеприведённого материала, Вахушти Багратиони, подобно Папуне Орбелиани, также называл Осетией как её северную, так и её южную часть, не проводя между ними географической границы.
По-видимому, в таком же значении употреблял термин Осетия и грузинский историк XVII в. Парсадан Горгиджанидзе. Рассказывая о вторжении шаха Аббаса I в Восточную Грузию в 1614 г., в результате которого кахетинский царь Теймураз I и картлийский Луарсаб II вынуждены были покинуть страну и укрыться у имеретинского царя Георгия, Г. Горгиджанидзе пишет: «Шах прибыл в Никози и оттуда послал отряды разорять Осетию, а царю Георгию отправил угрожающее письмо…». П. Горгиджанидзе и не говорит конкретно, о какой части Осетии здесь идёт речь. Однако упоминание Никози как отправного пункта для похода шахских войск в Осетию, отсутствие в письменных источниках каких-либо сведений о действиях иранских войск на Северном Кавказе и сама политическая обстановка в Закавказье в нач. XVII в. дают основание утверждать, что шахские отряды были направлены против горцев Южной Осетии.
Это подтверждается и сведениями иранского историка Искандера Мунши (1560—1634), биографа шаха и старшего современника П. Горгиджанидзе, трудом которого грузинский историк пользовался при описании походов шаха Аббаса в Грузию. Сравнение этих двух источников, более того, даёт возможность конкретизировать тот район Южной Осетии, против которого была направлена карательная экспедиция. Это главным образом Кударское ущелье.
И. Мунши пишет что после возвращения специального посланника шаха из Имеретии где он пытался склонить картлийского и кахетинского царей к возвращению, шаху было доложено, что в том краю «есть область, именуемая Ус, жители которой являются неверными последователями веры Христовой, и хотя считаются подданными Баши-ачуки (имеретинского царя — Ю. Г.), но ввиду трудных дорог, крепости тех мест и высоких гор, переплетённых с Иалбузом (Центральной частью Главного хребта — Ю. Г.), самоуверенные и надеющиеся на них, не подчинялись даже царю». Шах приказал направить против них войско «борцов ислама». Несмотря на трудности, встретившиеся войску при переходе по покрытым глубоким снегом дорогам и ущельям, говорит Мунши, выступившие против персов с оружием жители «не избегли мечов и копий» борцов за веру, а жилища укрывшихся в лесах и горах жителей были сожжены и разграблены. Было захвачено 500 пленных и до двух тысяч коров.
Сравнение приведённых сведений показывает, что название страны Ус иранского источника идентично Осети грузинского. Попутно отметим, что в некоторых грузинских рукописях средневековья, а также у ряда западноевропейских авторов XVIII в. встречается форма Усети вместо ожидаемого Осети. Поскольку Мунши называет жителей области подданными Баши-ачуки, т. е. царя Имерети, то ею должна была быть территория Кударского ущелья, которая, согласно Вахушти, находилась в сфере влияния Имеретинского царства. В связи с этим заслуживает внимание тот факт, что когда лет через десять двалы, по сообщению Вахушти, вновь не выплатили повинности «великому моурави», то Георгий Саакадзе с войском «перешел Зекара, спустился, сокрушил непокорных, вновь сделал их данниками и возвратился в Картли». Упоминание географом в качестве ориентира горы Зикара указывает на то, что этот поход должен был затронуть в первую очередь Кударское ущелье. Автор поэмы. «Дидмоуравиани» Иосиф Тбилели (XVII в.) называет этот поход «походом в Осетию и против осетин».
Таким образом, как показывает вышеприведённый материал, обозначение территории компактного расселения осетин на южных склонах Главного Кавказского хребта Осетией, посюсторонней или Южной Осетией сплошь и рядом встречается на протяжении XVII—XVIII вв. в грузинской, русской, западноевропейской литературе и официальных документах. Наиболее показательны в этом отношении грузинские источники. Говорить в этих условиях о появлении термина Южная Осетия лишь в XIX в., не говоря уже о приписывании его авторства большевикам, отрицая тем самым реальность её существования как этногеографической единицы, значит ломиться в открытую дверь. Это тем более правомерно, что и XVII в, нельзя считать начальной датой появления рассматриваемого названия.
В результате нашествий татаро-монголов в XIII в. и нашествий полчищ Тимура на рубеже XIV—XV вв. и последовавшего за ними общего упадка культуры грузинские исторические памятники со второй половины XIV и до конца XVII в. типа свода «Картлис Цховреба» не сохранились. Не останавливаясь на всех вопросах бытования рассматриваемого названия в грузинских письменных памятниках предшествующих эпох, остановимся лишь на некоторых агиографических сочинениях раннего средневековья.
В Житии просветительницы св. Нины, датируемом IV в., говорится, что в ответ на ее вопрос о местонахождении г. Мцхеты, где, по преданию, у местных евреев хранится хитон Господень, она получает такой ответ: «Есть страна северная, местожительство язычников между персами и Овсетией, и город там есть Мцхета». Существует и несколько метафрасных редакций этого Жития, датируемыми XI—XIII вв. В одной из них, принадлежащей Арсену Бери, говорится: «Есть на севере страна большая, местожительство язычников между парфянами и Овсетией, и между морем и Персией и домом их является царский город Мцхета».
Упоминание в одном контексте Персии (Парфии) и Осетии как ориентиров для определения местонахождения г. Мцхеты свидетельствует о том, что речь идёт об одном географическом регионе, а именно — Закавказье.
Об этом говорит как сам отрывок из Жития св. Нины, так и то, что ранние памятники грузинской письменности практически вообще не касаются стран расположенных к северу от хребта. Следовательно, из приведённого контекста следует, что в этот период границы Осетии на юге проходили южнее Главного Кавказского хребта.
Вывод о локализации южных пределов Осетии в эпоху раннего средневековья к югу от Главного Кавказского хребта, сделанный на основании данных грузинских агиографических сочинений, можно было бы счесть за недостаточно обоснованный ввиду некоторой, на первый взгляд, неопределённости упоминания названия Осетии в данном контексте. Однако указанные сведения отнюдь не единичны, ибо существует целый ряд независимых друг от друга источников — античных, древнеармянских, древнегрузинских, однозначно локализующих осетин-овсов на рубеже и в первых веках н. э. к югу от Главного хребта. Соответственно на этот регион распространяется и название страны, занимаемой ими. Не останавливаясь на всех этих данных, приведём лишь некоторые из них, в первую очередь —- «Армянскую географию» VII в.
Созданная на основе известного географического руководства Клавдия Птолемея (II в. н. э.), «Армянская география» VII в. даёт реальную, картину расселения народов Кавказа, которое сложилось в результате нашествий гуннских и других центрально-азиатских племён в IV—VI вв. Описывая северо-восточное побережье Понтийского (Черного) моря и расселение живущих там народов, автор Географии сообщает, что река Дракон, отделяющая Абхазию от страны Егер (грузинск. Эгриси, совр. Мегрелия), «вытекает из Алании».
Совершенно очевидно, что истоки р. Дракон, которая отождествляется с современным Ингуром, находятся к югу от Главного хребта, служащего в данном случае и водоразделом. Следовательно, река, разделявшая Абхазию и Мегрелию, вытекала из той части Алании, которая, естественно, также находилась к югу от хребта. В связи с этим нельзя не отметить, что Вахушти Багратио- ни локализует Аланию, название которой к тому времени являлось лишь отдалённой реминисценцией средневекового Аланского государства, к «западу от Сванетии и к северу от Бедии» (северной части Эгрис-Мегрелии), т. е. там же, где локализует часть исторической Алании «Армянская География» VII в.
Такое положение сложилось, очевидно, не позднее последних веков до н. э., когда происходила интенсивная инфильтрация степных сарматских племён Северного Кавказа в горы Центрального Кавказа и их переход на южные склоны. Этот процесс происходил как в Колхиде, так и в Иберии, и нашёл своё отражение, как в античных, так и в древнегрузинских памятниках письменности.
В своём «Описании Иберии» крупнейший географ античности Страбон сообщает, что горную часть Иберии занимает «воинственное большинство, живущее, подобно скифам и сарматам, соплеменниками и соседями которых они являются; однако, занимаются они и земледелием. В случае какой-либо тревоги они собирают много десятков тысяч воинов, как из своей среды, так и из среды скифов и сарматов «XI, III, З)».
Данное сообщение Страбона уже давно привлекло внимание исследователей и обросло уже довольно обширной литературой. Соответственно и трактовка этих сведений неоднозначна. Не вдаваясь здесь в обсуждение всех вопросов, связанных с их интерпретацией, отметим лишь, что любой объективный анализ данных Страбона приводит к логическому выводу о том, что под родственными скифам и сарматам племенам южных склонов Центрального Кавказа, в первую очередь, имеются в виду, конечно, овсы грузинских и аланы античных источников. С этим выводом полностью согласуются и данные древнегрузинских источников, которые фиксируют осетин к югу от хребта в первых веках н. э. По сообщению Леонтия Мровели, когда после смерти последнего картлийского царя Асфагура в IV в. у него не осталось наследников по мужской линии, то мцхетская знать решила предложить престол сыну персидского царя. И когда царь персов расспросил о. местоположении Мцхеты, то «сообщили ему о размерах и крепости его и о близости к нему хазар и овсов». Под находящимися вблизи Мцхета овсами в первую очередь, бесспорно, имеются в виду находящиеся по эту сторону хребта овсы, а не потусторонние. Таким образом, два независимых друг от друга грузинских источника определённо говорят о соседстве с Мцхетой в эпоху раннего средневековья овсов и Овсети по эту сторону хребта и, следовательно, о бытовании названия Овсети к югу от хребта в рассматриваемую эпоху.
С этим выводом небезынтересно сопоставить выводы видных грузинских лингвистов, сделанных ими на основе анализа грузино-осетинских языковых взаимоотношений. Г. С. Ахвледиани пишет, что «нагорную часть севера Грузии занимало, видимо, с раннего феодализма довольно компактное осетинское население, несомненно, общавшееся со своими северными сородичами. Касаясь же древности грузинско-осетинских языковых связей, взаимоотношения которых «можно назвать скорее взаимопроникновением, граничащим с двуязычием, нежели взаимовлиянием», он считает, что картвельские и аланские племена «с каких-то давних времён продолжительно жили общей жизнью, тесно взаимодействуя друг с другом. Это могло иметь место с последних веков до н. э., естественно, заходя в первые века н. э. В этом убеждает нас, в частности, замечательный памятник «Армазская билингва»» (I—II вв. н. э.).
Это мнение разделяется и М. К. Андроникашвили. По её мнению, население древней Грузии «тесно было связано со скифо-сарматскими племенами, которые соседили с ним как с севера, так и с юга, и на самой территории Грузии (особенно в нагорной части)».
Вышеприведённый материал, думается, наглядно показывает, что возникновение названия «Южная Осетия» и его производных как обозначение территории компактного расселения южных осетин не связано ни с образованием Юго-Осетинской АО ГССР, ни с установлением русского правления в Закавказье. Первое упоминание этого названия в письменных источниках («Армянская география» VII в., «Житие св. Нины») относится к началу раннего средневековья, хотя его возникновение, очевидно, относится к более раннему периоду. Возникнув как отражение реальных исторических и этнических процессов, происходивших в последних веках и на рубеже н. э. на Северном Кавказе и в Закавказье, оно, то появляясь, то исчезая со страниц письменных источников, дожило до наших дней.
Таковы вкратце основные данные, касающиеся истории возникновения, формирования и бытования этногеографического названия Южная Осетия.