Книга А. Г. Гучмазова «Генерал Армии И. А. Плиев» вышла в далёком уже 1984 году. Её в Цхинвале ждали все. Но, неожиданно она была запрещена, и, соответственно, тираж уничтожен. К счастью, не весь.
В предлагаемых читателю научно-художественных очерках о боевом пути и полководческом творчестве генерала армии И. А. Плиева, автор не ограничивается личностью Плиева, как военачальника, а делает широкие обобщения, касающиеся военного искусства в целом и психологии полководческого творчества в частности; рассуждает о деятельности кавалерии — роде войск, которого уже нет; анализирует противоречия между Плиевым и Власовым; излагает свои мысли о причинах поражений Советской армии в начале войны, и о том, как возрастало в ходе зимнего наступления 1941-1942 года боевое мастерство советских войск и штабов.
Глава первая
РЕЙД
I. На подступах к полю боя. Разведка. Полковник Исса Александрович Плиев встретил войну в том возрасте, в той счастливой для человека поре; которую называют порой расцвета, порой, когда человек чувствует, что он способен сдвинуть с места горы и нет дел, которые были бы ему не по плечу. Где-то, кажется, у Хемингуэйя, вычитал: «если бы молодость умела, если бы старость могла». Так вот, И. А. Плиев находился у той возрастной черты, где кончается молодость, а до старости еще очень далеко. А это значит, что в нём гармонически сочетались сила, ясность ума, опыт и мудрость. Словом, Плиев был настолько молод, что ему все еще было под силу, и настолько «стар», что уже многое умел. Он обладал уже той мерой профессионализма, которая не позволяет специалисту опуститься в своей деятельности ниже определенного уровня.
Почти два десятилетия службы в Красной Армии не прошли для него даром. Он последовательно проходил ступеньку за ступенькой, медленно, но уверенно взбираясь по служебной лестнице. К началу войны у него за спиной были уже две академии, солидная практика штабной и командной работы. Это были годы, когда он накапливал знания и опыт. Теперь он подошел к тому порогу, когда накопленное неминуемо должно было, обернуться новым качеством и непосредственно сказаться на его служебном положении. Катализатором в этом процессе явилась война: командир полка стал командиром дивизии — дивизии, которую еще предстояло сформировать.
Он был настоящей «военной косточкой». Но о войне не мечтал, хотя и много думал о ней. Как советский человек, он не хотел ее. Однако как профессиональный военный, усиленно готовился к ней. В конце концов, в этом состоял его служебный долг, в этом было и его призвание. Призвание, обусловленное социальном необходимостью, несовершенством разделенного на враждебные лагеря мира. Советскому Союзу — единственной в, то время стране социализма — со всех сторон угрожали агрессией. Надо было быть начеку, быть в полной боевой готовности.
И когда грянула война, Плиев почувствовал, что пришел его час. Нет, он не обрадовался войне, ибо война — это всегда трагедия. Раз война стала фактом и была навязана нам, нужно было воевать. И воевать так, чтобы противник почувствовал на своей шкуре всю сокрушающую силу наших ударов. Плиев и все те, кто видел свое призвание в ратном труде, получили возможность проявить себя на деле. Но Плиев, как и любой другой советский военачальник, радости от этого испытывать не мог, как, например, испытывают другие специалисты, имеющие возможность заниматься любимым делом. Таково неразрешимое противоречие и великая трагедия дня советского военачальника-гражданина и специалиста, который, с одной стороны, не хочет войны, а с другой, — может реализовать свои знания, опыт и творческий потенциал лишь в ходе сражений, в условиях всеобщих страданий и горя, которые несёт с собой война.
А горя, как и на всякой войне, хватало. Однако теперь оно было глубже, острее чувствовались все потери. Обусловлено было это особыми обстоятельствами, в которых разразилась война, масштабом и силой вражеского удара, темпами, с которыми враг продвигался к жизненным центрам страны. Враг не скрывал своих намерений, открыто провозгласив целью своего «восточного похода» уничтожение советского государства.
Было до боли в сердце обидно за свое бессилие изменить обстановку к лучшему, остановить, а затем и разгромить зарвавшегося врага. Каждому, кому в самые первые дни не привелось участвовать в боях, казалось, что будь он там, на границе, неудачи, постигшие Красную Армию, не были бы столь масштабными и трагичными. И теперь, когда война начинала счет своим кровавым дням, естественным было стремление каждого советского патриота как можно быстрее оказаться на фронте. Но И. А. Плиев не был рядовым солдатом, которому собраться на фронт всего-то делов — вещмешок за плечи, и вперед.
Война для всех советских людей началась в один и тот же день, но каждый вступал в нее в свой час и по-своему. Полковнику И. А. Плиеву, прежде чем отправиться на фронт, предстояло сформировать дивизию — легкую кавалерийскую дивизию кубанских казаков. На это требовалось много времени. Но он сформировал ее за неделю, а уже через пять дней — 18 июля 1941 года — эшелоны с частями дивизии, преодолев расстояние от Кубани до Смоленщины, стали разгружаться на станции Старая Торопа. Здесь, на этой глухой, заброшенной в лесах и болотах железнодорожной станции, начался нелегкий и вместе с тем славный боевой путь 50-й кавалерийской дивизии кубанских казаков и ее командира полковника И. А. Плиева. Отсюда он повел счет боям и сражениям, победам и потерям. «Первые неудачи и первые победы, первая кровь и первая слава» — так, вспоминая эти дни, скажет И. А. Плиев, спустя тридцать с лишним лет.
… На исходе был первый месяц войны. Противник, сосредоточив мощный кулак танковых и механизированных войск, готовился к решающему удару на смоленско-могилевском направлении” Немецко-фашистское командование было уверено, что его подвижные войска в самый короткий срок покончат с «последним организованным сопротивлением» советских войск и, овладев районом Смоленска, откроют себе ворота на Москву.
Гитлеровцы рвались к Москве. Опираясь на опыт проведенных на Западе кампаний, они считали, что война обязательно кончается в столице вражеского государства. Так было не раз. Они и теперь рассчитывали закончить свой «восточный поход» в советской столице. То, что удавалось им на Западе, они стали принимать за правило, забывая при этом, что не бывает правил без исключений. Более того, они игнорировали уроки истории. А напрасно. Наполеон, например, лично убедился, что взятие им Москвы не только не привело к окончанию войны, а, напротив, явилось началом конца его «великой армии».
Гитлеровцы, не полагаясь на чужой опыт, лично пытали судьбу, надеясь в кратчайшие сроки одним коротким ударом разгромить советские войска, оборонявшиеся на смоленско-московском направлении, и овладеть столицей Советского Союза. Если бы они знали, что уроками истории нельзя пренебрегать!.. В своей наглой самоуверенности, которая непомерно разрослась после легких побед на Западе, фашистам история была нипочем. Они сами хотели творить историю и возомнили, что они творят ее единолично, вопреки воле других держав и народов, творят ее в интересах «тысячелетнего рейха». Фашисты вконец обнаглели, уверовав в свою непобедимость. Прага и Варшава, Брюссель и Гаага, Копенгаген и Осло, Париж, Белград и Афины — по их мостовым топал кованый сапог гитлеровца. До мирового господства оставался один лишь шаг — впереди была Москва, и ее нужно было взять.
Однако немецко-фашистское военное и политическое руководство допустило серьезный просчет не только в глобальном масштабе, но и в оценке наличных сил Западного фронта, а также в определении возможностей их дальнейшего наращивания. Между тем в состав Западного фронта прибывали все новые силы — начиная от резервных армий и кончая отдельными соединениями. Перед ними стояла задача: не допустить прорыва противника на московском направлении, уничтожая его мощными контрударами наземных войск и авиацией.
… Дивизия еще не получила боевой задачи, и Плиев еще не знал, какая часть этой общей стратегической задачи ляжет на плечи 50-й кавалерийской дивизии, где и как придется ее решать. Но твердо был уверен, что руководимая им дивизия найдет свое место в общем строю и сделает все возможное, чтобы с честью выполнить поставленные перед ней задачи. Он с нетерпением ожидал, когда дивизии будет поставлена боевая задача. Поначалу, после выгрузки из железнодорожных эшелонов, 50-я Кубанская кавалерийская дивизия поступила в оперативное подчинение к командующему 22-й армией, который предоставил ей двое суток на приведение себя в порядок и укомплектование необходимым боевым имуществом. Однако уже 20 июля дивизия пере подчиняется 30-й армии и сразу же получает боевую задачу: вести разведку на широком фронте в направлении Канат, Зикеево, озеро Щучье, одновременно прикрывая в районе города Белый сосредоточение советских войск, готовившихся к наступлению на Духовщину.
Чтобы войти в соприкосновение с противником, дивизии прежде предстояло совершить 100-километровый марш. За 12 ходовых часов. Такой темп марша был довольно высоким и не так-то просто было выдержать его — личный и конский состав еще не испытывал таких нагрузок, а в период формирования, длившийся всего одну неделю, он не имел времени втянуться в длительные марши. Но война не принимала в расчет ни степени подготовленности войск к ведению боевых действий, пи нормативов, определенных уставами и наставлениями. Войскам ставились задачи, исходя не столько из их боевых возможностей, сколько из требований боевой обстановки: «можешь, не можешь, а надо…»
Невольно усмехнувшись, Плиев вспомнил наставление, одно из положений которого гласило, что суточные переходы свыше 70 километров могут быть выполнены только за счет урезки длительности привалов и ночлегов и должны рассматриваться как исключение, допустимое лишь в случаях, вызываемых крайними обстоятельствами. Вообще же, такого рода форсирования рекомендовалось избегать, так как следствием его могло явиться быстро прогрессирующее падение полноценности конницы как оперативного фактора, ибо восстановление сил конского состава требует времени всегда значительно большего, чем то, в течение которого эти силы можно при неосторожном обращении полностью израсходовать. В сущности, умение использовать конницу сводилось в основном к умению сохранить ее силы, до поры до времени не расплескивая их в розницу, по пустякам, чтобы затем в нужный момент, правильно уловленный, бросить на чашу весов без раздумья, выжимая из нее тогда все, что она может дать и всегда с готовностью отдает.
«Все верно, — думал Плиев, — но сейчас дивизии предстоит 100-километровый марш за 12 часов. И силы ее будут выжаты уже в ходе марша…» Однако, приказ есть приказ, и его следовало выполнять. Выполнять именно в те сроки, которые определены старшим началь-ником. Иначе приказ теряет свой смысл и не достигает цели. Каждая боевая задача имеет свои четко определенные параметры во времени и пространстве. Если эти параметры не достигаются, задача оказывается не выполненной.
Однако Плиев не мог допустить, чтобы дивизия, которой он теперь командовал, не выполнила боевой задачи. Такое начало не устраивало его — ни в тактическом, ни в моральном плане. Правда, говорят: «лиха беда начало», «первый блин комом»… Но Плиев считал, что своевременное и точное выполнение первого же боевого приказа — основа последующих боевых успехов. Нужно, чтобы люди поверили в себя, в свои силы. А поэтому ни о каких «блинах» не могло быть и речи. С самого начала нужен был успех. Но как его до-биться? Как совершить большой марш и все-таки сохранить силы для последующих действий? Опять на ум пришла рекомендация, вычитанная им задолго до войны из книги немецкого генерала Брандта «Современная конница», в которой говорилось: «Секрет успешного совершения больших маршей кроется в долгом медленном движении». Но, помнится, уже тогда он не принял этой рекомендации: правильнее было бы говорить о быстром движении и долгом отдыхе, ибо в силу однообразного ритма и работы все время одних и тех же групп мышц и связок у лошадей движение шагом является крайне утомительным. Поэтому нужно передвигаться, если позволяют дороги, переменным аллюром. Кроме того, Плиев считал, что секрет успешного совершения больших маршей кроется в раннем выступлении, быстром движении, в возможно более раннем прибытии на ночлег и в возможно более длительном непрерывном ночлеге. Это и тактически было более верным, так как обеспечивало быстроту и внезапность появления перед противником и возможность еще засветло разобраться в обстановке и решить все необходимые вопросы. Те-перь Плиеву на деле представилась возможность проверить выработанные им для себя в годы мирной учебы боевые рекомендации.
…Напрягая волю и силы, дивизия совершила марш, уложившись в основном в отведенное на него время, и сосредоточилась в указанном ей районе — в лесу южнее Глинской. Чтобы точно уложиться в срок, не хватило совсем немного времени. Но Плиев не имел оснований упрекать личный состав: совершить марш в условиях лесисто-болотистой местности при отсутствии необходимой маршевой подготовки даже в этот срок было не так-то просто. Это если и не было большим успехом, то явилось серьезнейшим испытанием для командиров и штабов, для всего личного состава. Испытанием на волю, на способность преодолевать трудности, словом, проверкой каждым самого себя, своих возможностей и своей готовности к решению боевых задач в той великой битве, в которую предстояло вступить дивизии. Важно было и то, что сам Плиев поверил в своих подчиненных, в их готовность отдать все силы и даже жизнь ради победы над врагом.
После марша дивизия к исходу 20 июля вышла на северный берег реки Межа, в районе станции Жарковский. Начиналась боевая страда. Настала пора, когда огромный труд, проделанный за годы службы в армии и аккумулированный в виде знаний, опыта и соответ-ствующих навыков, необходимо было обратить против сильного, не знающего пощады врага.
Получив боевую задачу, И. А. Плиев, серьезный, подтянутый, спокойный стал готовиться к первым боям. Стихия войны целиком захватила его. Ум и воля его были направлены на то, чтобы с наибольшей пользой отдать всего себя, весь свой творческий потенциал благородному делу разгрома немецко-фашистских захватчиков, внести в него и свой весомый вклад.
…Ведя разведку по реке Межа, части дивизии установили, что противник не имел сплошного фронта, а занимал лишь населенные пункты вдоль железной и основных шоссейных дорог. К этому их вынуждала лесисто-болотистая местность. Однако их нужно было многократно проверить, применяя другие способы разведки. Чтобы установить состав сил противника, их группировку и направление движения главных сил, а тем более его намерения, данных наблюдения было недостаточно. В частности нужно было взять контрольных пленных, главным образом офицеров, особенно штабных, захватить оперативные документы… С этой целью И. А. Плиев решает ночным налетом на Троицкое и Пронино силами двух эскадронов провести разведку боем и, таким образом, получить необходимые командованию данные о противнике. Усиленные станковыми пулеметами и противотанковыми орудиями, эскадроны перед рассветом внезапно атаковали противника. В результате хорошо организованного боя было уничтожено до двух рот пехоты и минометная батарея противника. Кроме того, был захвачен большой обоз н 18 пленных, которые на допросе в основном подтвердили полученные ранее данные.
24 июля дивизия Плиева получила новую боевую задачу: совместно с 53-й отдельной кавалерийской дивизией, которой командовал комбриг К. С. Мельник, содействовать частям 30-й армии в уничтожении группировки противника в районе Щучье. Дивизия должна была форсировать реку Межа в районе Ордынка, Кукуевка, Колонидово и атаковать противника во фланг, выйдя в последующем на его тылы. Активные действия советской конницы в тылу противника должны были сковать вражеские части в районе Ярцево и лишить немецко-фашистское командование возможности усиливать свою ельнинскую группировку, против которой готовился контрудар войск Западного фронта.
Однако к началу боевых действий 53-я кавалерийская дивизия не подошла. Учитывая важность поставленной перед конницей задачи и оперативную необходимость ее своевременного решения, Плиев приступает к ее выполнению силами одной только своей дивизии, которая к тому же имела в своем составе лишь два полка: 47-й кавалерийский полк, выполняя самостоятельную задачу, действовал в отрыве от главных сил дивизии.
…Сбивая заслоны и группы прикрытия, дивизия вошла в боевое соприкосновение с главными силами противника, который, однако, опираясь на сильные опорные пункты в Борках и Пронино, задержал дальнейшее продвижение советской конницы. Все попытки частей 50-й кавалерийской дивизии отражались хорошо организованной системой огня противника, оборонявшего позиции в межозерном дефиле. Заболоченная местность и густая сеть речушек хорошо прикрывала позиции врага и вместе с тем сильно затрудняла развертывание и движение в атаку кавалерийских эскадронов. Таким образом, первая попытка прорваться в тыл противника в районе озера Щучье потерпела неудачу. В этом немалую роль сыграло и то, что легковооруженной коннице противостояла мотопехота, усиленная значительным количеством артиллерии и танков.
Однако И. А. Плиев был не из тех командиров, которые после первых же неудач ищут объективные причины, чтобы доказать своим старшим начальникам невозможность выполнения поставленных перед ними задач. Напротив, он с большой настойчивостью ищет новые возможности, чтобы преодолеть действительные трудности и все-таки решить боевую задачу. Он ведет усиленную разведку по всему фронту соприкосновения с противником, стремясь нащупать в его боевых порядках слабые места и незанятые промежутки. Но про-тивник не дремал. Он хорошо понимал, что выход конницы на его тылы значительно замедлит его дальнейшее продвижение на восток. Поэтому он внимательно следил за действиями частей дивизии, за каждым их шагом, стремясь не выпустить их из поля зрения. Кроме того, не ограничиваясь уже наблюдением с занимаемых позиций и обороной опорных пунктов вдоль южного берега реки Межа, он решил прибегнуть к более активным действиям, с тем, чтобы в самом зародыше сорвать попытки советской конницы прорваться в его тыл. С этой целью он использует любую благоприятную возможность, чтобы атаковать части 50-й кавалерийской дивизии. Так, утром 25 июля противнику после настойчивых поисков удалось обнаружить и атаковать штаб дивизии и 47-й кавалерийский полк, который к этому времени успел присоединиться к главным силам дивизии. Завязался жестокий бой.
Организовав круговую оборону, казаки Плиева героически отбивались от танков и мотопехоты противника, поддержанных огнем артиллерии. Но силы были далеко не равными. Поэтому, по решению командира дивизии, под покровом ночи, прикрывшись двумя эскадронами, полк и штаб дивизии вырвались из вражеского кольца и вплавь переправились на северный берег реки Межа.
В ту же ночь Плиев организует маневр в район станции Жарковский с тем, чтобы предпринять очередную попытку прорваться в тыл противника. Но скрыть маневр не удалось; Марш совершался одной колонной по лесисто-болотистой местности вдоль северного берега реки Межа, который, однако, на участке Вязовец, Прохоренки хорошо просматривался противником, расположившимся вдоль южного берега. Плиев рассчитывал на ночь, однако изрядно измотавшиеся в непрерывных действиях поди и кони сделали его расчеты нереальными. Совершить маневр в течение темного времени не удалось. Противник на рассвете 26 июля обнаружил движение частей дивизии и принял меры, чтобы сорвать марш. Более того, противник надеялся при благоприятном для себя развитии событий нанести советским конникам решительное поражение. Этим намерениям противника, как показали последующие события, в значительной мере способствовали промахи, допущенные штабом дивизии, который при организации марша не подумал о мерах по его охранению.
В ходе марша головной 43-й полк и штаб дивизии ушли вперед, а 47-й и 37-й полки отстали, помогая вытягивать обозы, застрявшие на заболоченных участках. Приказ командира дивизии 47-му и 37-му полкам подтянуться к головному полку хоть и дошел до адресатов, но выполнить его уже не представлялось возможным…
Воспользовавшись полукилометровым разрывом в колонне дивизии, гитлеровцы за короткий срок, используя электропилы, успели завалить вековыми соснами дорогу на участке до 200 метров. По завалам был открыт артиллерийско-миномётный огонь. Затем с южного берега реки Межа переправились большие группы вражеских автоматчиков и оседлали единственную дорогу Борки, ст. Жарковский. Попытки спешенных эскадронов 47-го и 37-го полков выбить автоматчиков, расчистить завалы и соединиться со штабом дивизии, оказались безуспешными — этому мешал интенсивный артиллерийско-миномётный огонь, которым противник поддерживал действия своих автоматчиков. Более того автоматчики противника, поддержанные танками и авиацией, атаковали конников и, отрезая им пути отхода, создали угрозу окружения частей дивизии, которые не успели полностью развернуться в боевой порядок.
Дивизия оказалась на краю гибели. Не имея управления со стороны штаба, дивизий и, располагая очень ограниченным запасом боеприпасов, полки не могли рассчитывать на сколько-нибудь успешное сопротивление противнику в условиях окружения. Поэтому командир 37-го кавалерийского полка полковник В. С. Головской, взявший на «себя командование обоими полками, принял решение пробиваться на север через болота, име-нуемые Пелецким мохом.
Дорогую цену заплатили полки, чтобы вырваться из вражеского кольца. Отсутствие боевого опыта не позволило полкам организованно выйти из боя. К этому следует добавить и те сложности, которые были связаны с необходимостью преодоления труднопроходимых топей под воздействием авиации противника. Уже в самом начале своего «крестного пути» полки вынуждены были оставить обозы и артиллерию, правда, надежно укрыв их в глухом лесу. С собой выносили только то, что можно было взять на вьюки.
Двое суток пробивались казаки на север к станции Земцы. К месту сбора подразделения выходили мелкими разрозненными группами. За эти двое суток было пройдено всего 30 километров пути, однако ничем нельзя измерить, сколько было пережито и испытано совет-скими конниками!.. Но еще больше было накоплено про запас того, что именуется боевым опытом. В последующем он был в полной мере использован, чтобы громить ненавистного врага по всем правилам военного искусства. Битые войска обычно прилежные ученики. Тому примеров в истории уйма. Не является исключением и наша история. Нас нередко били за наше неумение, но, научившись, мы еще больше и сильнее били своих «учителей». Это, пожалуй, единственная ситуация, в которой выражение «черная неблагодарность» просто неуместно.
…В тяжелом положении оказалась дивизия. Кони за эти дни сильно отощали. Сосредоточившись в густом сосновом лесу у озера Емлень, дивизия стала приводить себя в порядок, восстанавливать боеспособность частей ,и все звенья управления. Одновременно с этим проводилась большая политико-воспитательная работа. Постигшая дивизию неудача тяжелым камнем легла на души казаков. Все — от рядового бойца до командира дивизии — тяжело переживали происшедшее. Нужна было честно, без утайки, до конца сказать личному составу всю правду. Без этого немыслимо было вновь восстановить уверенность в собственные силы, в способность наносить врагу сокрушительные удары. С этой целью с казаками проводились беседы. На совещаниях командно-политического состава и на партийных собраниях велся откровенный разговор, анализировались причины, приведшие дивизию на грань катастрофы. Все до единого критически осмысливали приобретенный горький опыт и делали выводы на будущее.
Особенно тяжело переживал случившееся командно дивизии. Он всегда и в равной мере несет ответственность за действия дивизии независимо от того, предусмотрел он все, или что-то упустил. А ведь, вступая в бой с противником, он, кажется, предусмотрел все. Пе-реживал не только потом, что от действий дивизии ожидали многого. А потому еще, что первый бой и первая победа имели огромное значение для формирования у личного состава чувства уверенности в свои силы — того психологического состояния, которое помогает бойцам преодолевать любые трудности и добиваться новых побед Поэтому Плиев делал все, чтобы в первом же бою, который предстояло вести дивизии в неблагоприятных в целом для советских войск условиях обстановки, добиться хоть маленьких, но все-таки успехов. Это позволило бы вселить в бойцов дивизии чувство превосходства над врагом, поддерживать над ним, как говорил В. И Ленин, «моральный перевес». Однако получилось далеко не так, как он рассчитывал. Более того, маневр, начатый в соответствии с его замыслом и завершившийся столь драматично, мог обернуться и настоящей трагедией дней — полной гибелью дивизии. Плиев понял, что имеет дело с сильным и опытным врагом, который к тому же стремится к постоянной активности, использует любой наш промах. Ему палец в рот не клади!.. «Он и без того силен, — думал Плиев, — и мы не имеем права делать ошибки, предоставляя ему дополнительные воз-можности». А он, подумать только! — командир дивизии, — совершил непростительную ошибку: полностью доверился штабу и лично не проверил, как он организовал боевое обеспечение марша. Доверился… И этого было достаточно, чтобы бесконтрольность вылилась в грубейший промах и привела затем к таким тяжелым последствиям. Плиев испытывал чувство личной вины, и поэтому ответственность, возложенная на него, как на командира дивизии, давила на его плечи особенно сильно.
Но, надо отдать должное комдиву, он не пал духом Более того, он до конца осмыслил происшедшее, сделал для себя далеко идущие выводы. С большим тактом и чувством меры это было дано понять и подчиненным. Так что командирский авторитет не только не поколебался, но, напротив, подчиненные прониклись еще большим уважением к Плиеву и по-человечески смогли понять его: ведь в начале войны опыта набирались не только руководимые, но и руководители, не только солдаты, но и военачальники. В последующем вопросам организации марша, особенно его охранению, уделялось особое внимание — этого требовали условия, в которых приходилось действовать дивизии. Маневренный харак-тер боевых действий, необходимость выхода на тылы противника, естественно, лишали дивизию соседей, на которых можно было бы положиться. Поэтому об обеспечении своих флангов, и не только флангов, но и всего походного и боевого порядка вкруговую, нужно было, заботиться самой дивизии.
Продолжение следует…
А. Г. Гучмазов
Генерал армии И. А. Плиев
Издательство «Ирыстон» Цхинвал 1984