Стихотворение «Сидзæргæс» («Мать сирот») по праву считается одним из наиболее выдающихся произведений К. Л. Хетагурова (Хетæгкаты Къоста) ^[Хетæгкаты 1999: 64–71^]. У стихотворения нет развитой сюжетной основы: свою задачу поэт видел не в последовательном описании событий, а в передаче эмоционального состояния молодой матери, потерявшей кормильца. В сжатых, но очень емких формулах и образных выражениях Коста настолько ярко и убедительно передал трагедию горянки, настолько глубоко проник в ее душевные переживания, что у слушателя невольно возникает вопрос, уже обсуждавшийся в осетиноведении: а не был ли поэт сам свидетелем описываемого события?
Напомним, что в стихотворении описана всего одна ночь из жизни многодетной семьи, потерявшей отца и мужа. Не имея возможности накормить своих детей, мать сирот прибегает к уловке, справедливо охарактеризованной как «святая ложь»: она поставила на огонь котелок с камнями, сделав вид, что варит для детей бобы (точнее — горох, осетинское хъæдуртæ). Ее расчет оправдался: «пища» в котелке варилась долго, и дети, сморенные сном, не дождались ужина. Все время, пока варились «бобы», мать сирот в своих причитаниях изливала душу, оплакивая свою безысходную судьбу.
Выслушав причитания безутешной вдовы, поэт вступает в разговор, завершая его следующей сентенцией: голод не знает пощады, а ложь во спасение нельзя повторить дважды. Как же быть бедной вдове? У кого искать поддержки?
Центральным эпизодом стихотворения является, конечно же, варка камней. В осетинском литературоведении предпринимались попытки выяснить происхождение мотива варки камней, а также сюжета в целом. Забегая вперед, отметим, что, вопреки некоторым авторам ^[Берков 1969^], ни сам Коста, ни кто-либо из его односельчан не мог видеть сцену с варкой камней в ауле Нар. Весь антураж главной сцены (зимняя стужа, коченеющий ворон, аул Нар, сакля на окраине и т. п.) привнесен поэтом из хорошо известной ему действительности. Но сделано это для придания произведению реалистического характера. И надо сказать, что он достиг своей цели: слушатель воспринимает стихотворение именно как рассказ о реальном событии.
Но слишком многое противоречит такой интерпретации. Начнем с того, что в традиционной Осетии никто не бросал сирот на произвол судьбы. Забота о них ложилась не только на плечи их матери, но и на родственников матери, а также на родственников ее мужа. Более того, помощь осиротевшей семье оказывали все сельчане: в старой Осетии существовал обычай устраивать «зиу» (помощь), когда вся трудоспособная молодежь аула помогала матери сирот по вспашке поля, уборке урожая, кошению сена, заготовке дров и т. п. Этот обычай описан самим Коста, который восхищался им и призывал хранить в неприкосновенности ^[Хетæгкаты 2000: 161—162^]1. Чтобы оправдать догадку об отражении в анализируемом стихотворении реального события, следует сделать три допущения. Во-первых, у вдовы не должно было остаться родственников со стороны ее отца или же они по какой-то причине должны были отвернуться от нее. Во- вторых, то же самое должно было произойти и с родственниками со стороны мужа. А в-третьих, сельчане по какой-то причине всем миром должны были отвернуться от вдовы и ее детей. Поскольку стечение всех этих обстоятельств маловероятно, маловероятным следует признать и отражение в стихотворении реального события, включая эпизод с варкой камней.
А если допустить возможность личного участия поэта в описываемой сцене, пусть даже и в роли пассивного наблюдателя, то это повлечет за собой еще и четвертое допущение. Так должно было совпасть, что событие, порожденное тремя абсолютно невероятными обстоятельствами, произошло именно в тот самый день, когда поэт, можно сказать, случайно оказался у себя на родине, и столь же случайно в зимнюю стужу выглянул на улицу. Но если бы мы приняли последнее из этих допущений, то стихотворение потеряло бы еще и смысл. В самом деле, представим себе, что весь мир отвернулся от несчастной вдовы. Но ведь остался на этом свете сам поэт — величайший гуманист своего времени, который, пусть даже и случайно, но оказался рядом и в принципе мог бы поделиться с сиротами куском хлеба! Пусть сердца всех жителей селения Нар, а также всей родни несчастных сирот очерствели! Но ведь автор стихотворения не относится к их числу!
Так кому же поэт бросает свой упрек в черствости? Чью совесть он пытается разбудить? В чьем сердце он так настойчиво ищет поддержки, когда сам находится рядом с сиротами, но не в состоянии помочь им?
Конечно, можно предположить, что речь в стихотворении идет не о самом поэте, а о лирическом герое. Но и в этом случае мы не получаем ответа ни на один из поставленных нами вопросов. К сожалению, у самого Коста нет никаких разъяснений на этот счет. На наш взгляд, Коста в данном случае интересовало не столько описание обстоятельств, приведших вдову к отчаянию, сколько описание ее психологического состояния.
Окончательную ясность в рассматриваемый вопрос внес осетинский поэт А. М. Кодзати, посвятивший стихотворению Коста небольшое, но очень важное исследование ^[Кодзати 1999^].
Процитировав восточную притчу о святом Йомере в изложении турецкого писателя Азиза Несина, а затем и дневниковые записи дагестанского писателя Эффенди Капиева, в которых содержится мотив варки камней, А. М. Кодзати так резюмирует свои наблюдения: «Итак, сюжет стихотворения Коста Хетагурова восходит к восточной притче» ^[Кодзати 1999: 106^].
Полностью разделяя этот вывод, мы хотели бы, во-первых, расширить круг сопоставительного материала, а во-вторых, попытаться выяснить происхождение самого мотива варки камней.
Начнем с того, что интересующий нас мотив представлен и в абхазском предании «Как образовалось озеро Рица» ^[АС: 32–34^]. Давным-давно, — говорится в предании, — на месте современного озера Рица была долина, населенная гордыми, но скупыми людьми. Все они жили богато, но была среди них и бедная многодетная вдова. Однажды для вдовы настали особенно тяжелые времена, когда в доме не оказалось ни одной крупинки зерна, а голодные дети жалобно просили поесть. Решила вдова попросить хоть горсточки зерна у своих богатых родичей, но те не стали ее даже слушать. И тогда в отчаянии вдова решилась на «святую ложь».
«Насыпала она в котел мелких камушков и поставила на огонь.
— Милые мои, да обойдет мать вокруг вас2, сейчас я сварю вам обед, потерпите немного, пока сварится.
Говорит она так, а сама детей по головкам гладит, ласкает их. Детишки расселись вокруг очага, над которым висел котел с камушками, и ждут обеда. А чего они могли дождаться? Наступил вечер. Дети все плакали, ждали, пока не сморил их сон. Сидит женщина и горюет».
Концовка этого предания сильно отличается от осетинского сюжета. В это самое время некое божество, спустившись на землю в образе странствующего старика, обошло дома сельчан в поисках ночлега. Однако богатые родичи вдовы не пустили его даже на порог. Но когда «старик» обратился с просьбой к вдове, то увидел перед собой гостеприимно распахнутые двери. Узнав о том, что у вдовы не осталось даже щепотки муки, гость чудесным образом превратил камушки в котле в муку, и вдова сварила мамалыгу, которой хватило и на детей, и на гостя. А проснувшись рано утром, вдова обнаружила, что гость исчез, а все село, кроме ее дома, затопило водой. Так погибли богатые, но жадные родичи вдовы. А вода с тех пор так и осталась, и именно она называется сегодня озером Рица.
Мотив варки камней широко представлен и в фольклоре европейских народов3. Существует даже специальное название для пищи, приготовляемой с помощью камня (или камней) — stone soup «суп из камня». Сказки, описывающие приготовление супа из камня, представлены как у англоязычных народов, так и у немцев, датчан, французов, итальянцев, венгров и др. Приводим наиболее типичные сюжеты из английского фольклора4.
Однажды некая молодая женщина, путешествовавшая по стране и жившая случайными заработками (odd jobs), оказалась без гроша в кармане. Придя в одно селение, она постучалась в двери дома, показавшегося ей дружелюбным. Но на свою просьбу о кусочке хлеба она получила отказ. То же самое произошло и в следующем доме, а затем и во всех остальных. Оказалось, что сельчане сами голодают, не имея у себя абсолютно никакой пищи. Это не огорчило путешественницу. Напротив, у нее созрел следующий план. Придя в центр села, она отыскала дом, показавшийся ей наиболее состоятельным, и попросила у престарелого хозяина большой котел воды. «А зачем вам большой котел воды?» — удивился старик. В ответ он услышал, что путешественница хочет сварить пищу для всего села с помощью специального камня, который она раздобыла во время долгих путешествий ^[SS-1^].
А вот другой вариант этой сказки. Однажды некие путешественники пришли в село, жители которого отказались делиться с ними пищей. У путешественников были с собой только котел для варки пищи и камень. Убедившись, что их просьбы не будут услышаны, путешественники решили пойти на хитрость. На площади, что посреди села, они развели костер и поставили на огонь котел с водой, бросив туда большой камень. Удивленные сельчане не могли понять смысла этой затеи, а на свои расспросы один из них услышал такое объяснение: мы готовим очень вкусный суп из камня, но нам не хватает для него гарнира (garnish). И тогда один из сельчан принес им немного моркови, которая тут же была отправлена в котел. Следующий сельчанин, узнав, что для приготовления супа из камня не хватает еще только приправы, принес немного приправы. А затем вокруг котла стали собираться и другие сельчане, и каждый из них приносил с собой какой- нибудь ингредиент. Когда все ингредиенты были собраны, суп из камня был готов ^[SSR^].
Третий вариант гласит. Однажды в село пришел путешественник, при виде которого попрятались все жители села. И только один крестьянин подошел к страннику, который и объяснил ему поведение сельчан. Оказалось, что все они давно голодают, а их дети полностью ослабли. Тогда странник сходил к озеру и наполнил котел водой. Добавил в него камней и принес в село. Наблюдавший за этим крестьянин спросил у странника о значении этого действа. «Я варю суп из камней», — услышал он в ответ. «Я никогда раньше не слышал об этом», — ответил удивленный крестьянин и попросил у странника дать ему отведать супа из камней. «Разумеется, — обрадовался странник. — Но суп был бы намного вкуснее, если бы я положил туда немного картошки». Крестьянин тут же принес из дому картошку. Затем к котлу подошел другой сельчанин, и он услышал тот же самый ответ: суп из камней будет вкуснее, если в него положить немного бобов. И сельчанин тут же сходил за бобами. А потом и все остальные сельчане принесли немного овощей для необычного супа. А когда он сварился, все село устроило пир. Каждый из них благодарил странника за необычный суп, а в конце сельчане попросили его остаться еще на несколько дней, чтобы еще раз попробовать чудесного супа из камней ^[SSS^].
Этот же сюжет в обработке американской писательницы, автора книг для детей, М. Браун звучит так. Однажды в чужой стране три усталых солдата плелись по дороге. Они возвращались домой после войны5? и уже третий день были голодны. Так они добрались до какой-то деревни, но, увидев солдат, жители села попрятали все свои съестные припасы. Солдаты постучали сначала в одну дверь, но услышали в ответ, что сами голодают уже три дня, так как год выдался неурожайный. Во втором доме им также отказали, так как отдали все съестные припасы солдатам, нагрянувшим в деревню накануне. Такой же ответ был услышан и в третьем доме. Так они обошли всю деревню, но ни у кого не нашлось для них даже кусочка хлеба. Выйдя на улицу, жители села вздыхали с несчастным видом, но солдаты решили перехитрить их, предложив сварить суп из камней. Крестьяне принесли самый большой котел, налили в него воды и поставили на огонь. Затем солдаты попросили принести три гладких камня, которые бросили в котел. А дальше — все как в предыдущих вариантах: сначала солдаты попросили соль, затем морковь, капусту и т. д. Когда суп был готов, крестьяне устроили настоящий пир ^[SSB^].
Французская версия, записанная Madame de Noyer (1663–1719) и опубликованная спустя год после ее смерти, гласит: как-то два иезуита попали в сельский дом, в котором оказались только дети. И хотя иезуиты были голодны, они не стали просить пищи, так как у них был с собой камень, который варил суп. Все, в чем они нуждались — это огонь, кастрюля и вода, а остальное сделает камень. Когда суп был готов, все соседи, а также и все сельчане убедились в том, что камень сварил превосходный суп ^[HSS^]. Эту версию использовал французский поэт Филип Барбе (1723–1792) для создания басни, в которой специально подчеркивается значение для человека «ума^; рассудка, остроумия, духа» (французское d’esprit) ^[Ibid.^].
Португальская версия рассматриваемой сказки, называемой «Sopa da Pedra», отличается некоторыми «реалистичными» деталями. Однажды некий нищий странствующий монах оказался в селении, расположенном в часе езды от Лиссабона. Он был настолько горд, что не стал просить у хозяев, в двери которых постучался, пищи. Вместо этого он попросил у них большой котел, в котором мог бы приготовить «превосходный сытный (англ. filling) суп из камней». Удивленные хозяева пригласили гостя в дом и принесли большой котел, наполнив его водой. Когда вода в котле закипела, монах достал из кармана гладкий и тщательно начищенный камень, который бросил в котел. Через какое-то время он попробовал свой суп на вкус и заявил, что суп хорош, но нуждается в приправе. Хозяйка тут же принесла соли, но услышала eye одну просьбу: суп будет вкуснее, если в него добавить колбасы или кусочек свиного брюха (англ. pork belly). А после того, как хозяйка бросила в суп несколько кусочков мяса, монах попросил еще и картошки или бобов. Разгадав хитрость гостя, хозяйка с широкой улыбкой на губах выполнила и эту просьбу, а монах, приготовив свой необычный суп, достал из котла свой камень, тщательно вымыл и высушил его, а потом положил в карман для следующего раза ^[SP^].
Итальянская (тосканская) версия гласит: в те далекие времена, когда в стране часто встречались бродяги, один из бродяг, весьма остроумный малый, пришел в некое село. На краю села жила бедная вдова, которую бродяга попросил о ночлеге и о пище. Бедная женщина неохотно согласилась принять гостя, но тут же уточнила, что ее кладовая абсолютно пуста. Но гость не растерялся и предложил сварить суп из камней, рецепт которого был известен только ему. Для супа ему нужны были только вода и речной камень. Поставив котел с водой на огонь, бродяга спустился к реке и отыскал красивый серый камень с красными прожилками (англ. with red veins), который бросил в котел. Затем, разговаривая как бы сам с собой, он сказал: «Разумеется, суп был бы намного лучше, если бы у нас оказалась хотя бы щепотка соли». Изумленная старуха дала соли. А бродяга продолжал: «Если бы у нас оказалась еще и картошка, суп получился бы намного лучше» и т. д. А когда суп сварился, и бродяга с вдовой поужинали, бродяга вынул из котла камень, вымыл его, завернул в тряпку и положил в буфет, сказав старушке: «Когда бы ты ни пожелала хорошего супа из камня, все что тебе потребуется, это положить в кипящий котел этот магический камень». А затем поблагодарил хозяйку за гостеприимство и ушел ^[ATSS^].
Шведская версия анализируемой сказки гласит: был некий скиталец, бродивший по дремучему лесу. Он жил на деньги, выручаемые от продажи разных мелких вещей. Но однажды у бродяги не осталось ничего кроме старого гнутого гвоздя, и он проводил свои дни в голоде и холоде. Выйдя из леса, бродяга увидел домик, из дымохода которого валил дым. Бродяга попросился на ночь. Но хозяйка дома не пустила его, сказав, что если она его пустит, то бродяга покинет ее дом не раньше, чем съест все ее припасы. Но бродяга был умен, а женщина была настолько жадна, что пустила его сразу после того, как он пообещал не трогать ее припасов, а наоборот, приготовить ужин самому. «Из чего же ты собираешься варить ужин?» — недоумевала женщина. «Гвоздь — это все что мне нужно для варки ужина», — ответил бродяга. И попросил принести ему котелок с водой. Женщина выполнила его просьбу, а затем с нескрываемым любопытством наблюдала за каждым движением гостя. Когда ужин почти уже был «готов», бродяга предупредил женщину, что суп получится слегка жидким, так как он уже в седьмой раз готовит из этого гвоздя. «Жаль, что у вас не найдется хотя бы щепотки соли, — продолжил он, — суп мог бы получиться намного вкуснее». И тут женщина принесла ему соль. «Как жаль, что у вас не найдется немного овощей, — продолжил юноша, — с овощами этим супом можно было бы угостить даже священника». Женщина принесла также и овощи. «А если бы в суп можно было добавить еще и мясо, им можно было бы угостить самого короля!» Разумеется, у женщины нашлось и мясо, а когда необычный суп был готов, у нее нашлось к нему еще и немного вина. Сев за необычный ужин, хозяйка дома чувствовала себя настоящей королевой. А наутро она отпустила гостя только после того, как тот согласился продать ей чудесный гвоздь ^[NS^].
Нет надобности в цитировании всех вариантов и всех версий анализируемой европейской сказки. Отметим, что в различных европейских странах существуют даже рецепты приготовления «супа из камня». Первый из таких рецептов был опубликован в 1808 г. в американском журнале «The American magazine of Wit», в котором в несколько измененном виде приводился также текст сказки, изданной Дж. Мозером ^[HSS^]. Обязательным ингредиентом этого и последовавших рецептов, разумеется, был магический камень.
Происхождение сказок о «супе из камня», несмотря на их чрезвычайную популярность и распространенность, считается неясным. И хотя первая фиксация рассматриваемой сказки относится к 1720 году, в большинстве собраний, опубликованных в XVIII и XIX веках, она отсутствует. Ее нет, в частности, в собраниях Шарля Перро и братьев Гримм ^[HSS^].
Для нашей темы важны некоторые мотивы сказки о «супе из камня». Во-первых, усталому и голодному путнику отказано в гостеприимстве. Во-вторых, для обмана сельчан предприимчивый (остроумный, умный) путник (монах, солдаты, странник) варит камень (камни). В-третьих, он выманивает у сельчан все ингредиенты, необходимые для приготовления необычного супа.
Если перейти к сравнению цитированных сказок со qrhunrbnpemhel Коста, то можно обнаружить как совпадения, так и расхождения.
1) Основным героем европейских сказок является странник, который голоден и который просит пищи. Основной герой стихотворения Коста — мать сирот, которая не может накормить своих голодных детей. А лирический герой, «наблюдавший» данную сцену, в пище не нуждается. В этом смысле лирический герой Коста примыкает к герою турецкой сказки Йомеру, который также не нуждается в пище и является всего лишь свидетелем драмы. Абхазская же сказка представляет собой нечто среднее, так как там, как и в европейской сказке, главный герой — путник, нуждающийся в еде (в данном случае — божество в облике земного нищего), но попадает он в дом к вдове с голодными детьми, как в турецком и осетинском сюжете.
2) В европейской сказке хозяева дома жадны и отказывают путнику в пище. У Коста данный мотив полностью отсутствует, но он присутствует в абхазской сказке с той разницей, что путник обошел все дома, пока не попал к сердобольной вдове, которая не могла накормить его, потому что действительно лишена такой возможности.
3) В европейской сказке умный (хитрый) путник наказывает хозяев или сельчан, сварив суп из их же съестных припасов. У Коста данный мотив также не представлен, а в абхазской сказке путник превращает камни в муку, но наказывает всех остальных сельчан.
4) В европейских сказках герой демонстративно кладет в котел камень, а в абхазской сказке и у Коста, как и в турецкой сказке, мать сирот скрывает от детей содержимое котла, выдавая камни за бобы или муку.
5) В европейской сказке, как и в абхазской, в конечном итоге все накормлены вкусным ужином, а у Коста сироты так и остались голодными. В этом смысле стихотворение Коста примыкает к турецкой сказке (в изложении А. Несина), где дети также остаются голодными.
6) Концовка во всех цитированных произведениях разная. В европейских сказках дело заканчивается всеобщим пиром. В стихотворении Коста, как и в турецкой сказке, трагедия осталась неразрешенной.
Таким образом, не остается сомнений в том, что мотив варки камней у Коста восходит к фольклорному источнику, возможно, переднеазиатского происхождения. Этот мотив очень рано проник в Европу, где получил необычное звучание. Однако общие истоки как европейского мотива «супа из камня», так и кавказского и восточного мотива варки камней вряд ли могут быть поставлены под сомнение.
Для выяснения генезиса мотива варки камней необходимо отметить еще один факт. В ряде европейских традиций сказка о «супе из камня» претерпела существенные изменения. Выше мы цитировали шведскую версию, в которой вместо камня фигурирует старый железный гвоздь. Однако, как уже отмечалось в литературе, известны и другие «заменители» камня — это топор, пуговица и дерево. Соответственно, в сказках говорится о супе из топора (axe soup), пуговиц (button soup), гвоздя (nail soup) и дерева (wood soup) ^[SS-2^]. При этом «суп из топора» чаще всего встречается в Восточной Европе, а в русской сказке находим даже «кашу из топора» ^[Ibid.^].
Параллели на кавказской и восточной почве свидетельствуют о том, что первичен все же мотив «супа из камня», а не топора, гвоздя и т. д. Но как возник данный мотив? Что он мог означать изначально? Почему повсюду, где встречается рассматриваемый мотив, все верят в то, что камень (камни) способствуют варке пищи?
Ответ на эти и многие другие вопросы невозможно найти, находясь в рамках фольклора и фольклористики. Только с помощью этнографического материала, как нам кажется, мы можем пролить свет на интересующую нас проблему.
Хорошо известно, что многие народы в отдаленном прошлом варили пищу с помощью раскаленных камней, погружаемых в сосуд с водой. Этнографическое описание данного способа приготовления пищи можно найти в различных исследованиях по этнографии, в числе которых и монография Н. Н. Харузина. Вот что сказано у этого автора о генезисе и эволюции варки пищи: «Искусство варки пищи появляется позже, чем умение жарить, коптить или печь. Правда, взгляд, что умение варить появилось только после изобретения глиняной посуды, не основателен, так как зачатки варки мы находим еще у народностей, не знающих гончарных изделий. Но вне сомнения, что развитие этого способа приготовления пищи относится уже к периоду господства гончарной посуды, естественного приспособления, при котором кипячение воды достигается с легкостью и быстротою.
До этого периода господствует способ кипячения воды при помощи кидания в нее раскаленных камней, — способ, который удерживается иногда и после изобретения глиняной посуды. Кипячение воды при помощи камней известно у целой массы народностей в разных частях света. В Северной Америке индейцы племени нутка до настоящего времени знают только деревянную посуду^; они варят пищу, набрасывая горячие камни в сосуд, налитый водою. Одно из племен Северной Америки, по словам Тэйлора, получило от своих соседей наименование ассинибоинов, т. е. «кипящих камнями»6. Эти индейцы вырывали в земле яму, брали часть сырой шкуры животного и вдавливали ее в яму так, чтобы она входила в нее вплотную. В шкуру они наливали воды, затем, раскалив камни на костре, разложенном около ямы, бросали их в воду, пока она не закипит <…>7. У родственных ассинибоинам племен — сиу — существуют предания о кипячении воды описанным способом. Тот же прием был найден Куком на островах Тихого океана, в частности, на Таити и в Новой Зеландии. У новозеландцев Томсон отметил обыкновение нагревать воду посредством раскаленных камней, которые кладутся в деревянные сосуды, наполненные водой^; делалось это туземцами для вскрывания раковин. Наконец, тот же способ сохраняется в XIX-м столетии и среди эскимосов^; он же был весьма употребителен среди камчадалов XVIII-го столетия. В настоящее время кипячение посредством раскаленных камней сохраняется в качестве переживания ^[пережитка. — Ю. Д.^] в глухих местах Карелии и Финляндии. Глиняная посуда, конечно, давно уже известна в этих местах, но деревянная и берестяная не вышла еще из употребления^; поэтому, когда приходится варить пищу в берестяном сосуде, раскаляют камни и бросают их в воду» ^[Харузин 1901: 163–164^].
Английский этнограф Э. Б. Тайлор (1832–1917), упомянутый Н. Н. Харузиным, сообщает также об ирландцах, которые еще в XVII веке «пили молоко, которое согревали раскаленными камнями» ^[Тайлор 1989: 48^]. Даже в ХХ-м веке описанный способ кипячения воды практиковался еще у некоторых народов Африки и Океании. Например, о меланезийцах читаем: «Помимо жарения пищи на открытом огне и печения в земляных печах меланезийцы иногда также варят пищу в сосудах с водой. Вода доводится в сосуде до кипения путем погружения в нее раскаленных камней» ^[СМО: 615^].
Камни вообще часто использовались для приготовления пищи nr глубокой древности и до недавнего времени. Упомянутые меланезийцы вплоть до ХХ века пользовались земляными печами. «Камни — непременный элемент кулинарного дела меланезийцев. Их нагревают докрасна и кладут в земляные печи вокруг завернутых в листья кусков мяса и плодов. Сверху все покрывается листьями и землей. Иногда раскаленные камни заворачивают в листья вместе с кусками мяса и пекут еду без помощи земляной печи» ^[СМО: 614^].
А вот отрывок из меланезийской сказки: «Сирота разжег костер и раскалил на нем камни. Потом он вложил горячие камни в брюхо рыбам и, завернув рыб в листья, положил на огонь» ^[СМО: 169^].
Таким образом, со времен седой древности камень, наряду с огнем, запечатлелся в сознании первобытного человека в качестве основного инструмента приготовления пищи. Ассоциация между камнем и процессом приготовления пищи поддерживалась и в историческое время у тех народов, которые продолжали жарить, печь и варить с помощью камней. А у многих других народов память о варке пищи с помощью камней сохранялась в фольклоре.
Различные варианты фольклорных произведений, содержащих мотив варки камней, основаны на метонимической трансформации, или на переносе по смежности, т. е. на придании этнографической реалии (варке пищи с помощью камней) совершенно другого, необычного, нереального значения — варки самих камней. Иными словами, камень из орудия варки пищи превратился в предмет варки, или в «ингредиент».
Одно из звеньев этой метаморфозы, очевидно, отразилось в представлении о камне как о помощнике повара. Ведь долгое время даже те народы, которые давно познакомились с глиняной, а потом и металлической посудой, продолжали согревать пищу с помощью горячих камней (см. выше об ирландцах). У шотландцев сохранились даже представления о «камнях брауни», якобы ускоряющих процесс варки пива ^[Бр^]8.
Образ камня настолько тесно сросся с образом пищи, что породил много разных других образов. Так, в одной полинезийской сказке о прожорливом персонаже говорится: «Он съел и мясо, и камни, на которых оно пеклось, и листья, в которые оно было завернуто, и все остальное» ^[СМО: 451^].
Возвращаясь к интересующей нас проблеме, можно заключить, что первоначальная версия мотива варки камня содержала в себе совершенно другой смысл. Герой клал в котел камень не для того, чтобы выдать его за сырой продукт, а потому, что рассчитывал на естественную ассоциацию у зрителей с варкой пищи. А обман заключался в том, что он не располагал никакими другими ингредиентами, которые следовало положить в котел вслед за камнем, но которые он выманил у скаредных сельчан. В этом смысле восточная версия мотива варки камней несколько более модернизирована. Здесь камни выдаются именно за сырые продукты для обмана голодных детей.
Общую схему превращения этнографической реалии в фольклорный мотив можно представить в следующем виде. В быту у первобытных людей, а также у некоторых современных народов: «вода + раскаленные камни + сырой продукт» > «готовая пища». В быту и в фольклоре у некоторых современных народов: «вода + волшебный / чудесный камень + сырой продукт» > «готовая пища». В фольклоре: «вода + камень / камни» > «отсутствие пищи».
Рассматриваемые восточные сказки отражают заключительную стадию эволюции представлений о роли камня в процессе приготовления пищи. Коста заимствовал соответствующий мотив из восточной версии, мастерски обработав и придав ему осетинский колорит.
ИСТОЧНИКИ И ЛИТЕРАТУРА
Берков 1969 — Берков П. Н. Сидзæргæс // журнал «Фидиуæг», № 8. С. 69–72.
Бр. — Брауни // http://www. drui. ru/content/view/76/5/
Кодзати 1999 — Кодзати А. М. О сюжете «Матери сирот» // Осетинская филология: история и современность. Вып. 3. — Владикавказ: Алания. С. 103–106.
РКБС — Русско-карачаево-балкарский словарь. — М.: Советская энциклопедия, 1965.
СМО — Сказки и мифы Океании. — М.: Наука, 1970.
Тайлор 1989 — Тайлор Э. Б. Первобытная культура / Пер. с англ. — М.: Политиздат.
Харузин 1901 — Харузин Н. Н. Этнография. Лекции, читанные в Императорском Московском университете. Вып. 1. — СПб.
Хетæгкаты 1999 — Хетæгкаты Къ. Уацмысты æххæст æмбырдгонд фондз томæй. Фыццаг том. — Дзæуджыхъæу.
Хетæгкаты 2000 — Хетæгкаты Къ. Уацмысты æххæст æмбырдгонд фондз томæй. Цыппæрæм том. — Дзæуджыхъæу.
ATSS — Acquacotta, the Tuscan stone soup // http://en. julskitchen. com /tuscany/acquacotta-tuscan-soup.
HSS — History of the Stone Soup Folktale from 1720 to Now // https: //stonesoup. com/about-the-childrens-art-foundation- and-stone-soup-magazine/ history-of-the-stone-soup-story-from- 1720-to-now/
NS — Nail Soup. A traditional swedish folk-tale // http://wayback. archive. org/web/20020316195723/http://hem. fyristorg. com/kulturk emi/net/ soup. htm.
SP — Sopa da Pedra: A Humble Gastronomic Tale about Sharing // http// catavino. net/sopa-da-pedra-a-humble- gastronomic-tale-about-sharing.
SS-1 — Stone Soup // f5002a1bd25df2dfbf3bf070ada1dd.
SS-2 — Stone Soup // https://en. m. wikipedia. org/wiki. Stone Soup.
SSB — Stone Soup. An Old Tale Retold. Text by Marcia Brown // http: //www. michaelppowers. com/prosperity/stonesoup. html.
SSR — Stone Soup Recipt // http://www. thesimpledollar. com/dinner-with-my-family-21-stone- soup.
SSS — The Story of Stone Soup //www. stonesoupshakespeare. com/the-tale-of-stone-soup. html.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Из осетинского языка вошло в балкарский, где находим слово изеу «помочь» ^[РКБС: 450^].
2 Форма ласкового обращения к детям.
3 По классификации сказочных сюжетов Аарне-Томпсона, его относят к типу сказок «умный мужик», № 1548 ^[HSS^].
4 Первая английская книжная версия была опубликована в 1806 г. Джозефом Мозером ^[HSS^].
5 В некоторых народных вариантах уточняется, что солдаты (или солдат) возвращались домой после войны с Наполеоном ^[SS- 2^].
6 См. ^[Тайлор 1989: 48^].
7 При этом Э. Б. Тайлор (в старой транслитерации — Тэйлор) сравнивает данный способ варки пищи с практиковавшимся скифами способом варки пищи в желудке быка, описанным Геродотом (IV, 61) ^[Тайлор 1989: 48^].
8 Брауни у шотландцев — то же, что домовые у славян.