Его имя так или иначе фигурирует почти во всех воспоминаниях защитников Южной Осетии, стоявших у истоков борьбы за национальную свободу и независимость. «Он должен помнить», «он точно был там», «он все организовывал тогда», «он принимал участие», — друзья и боевые товарищи рассказывают о нем в некоторой степени с восхищением и благодарностью. В отличие от него самого, совершенно избегающего всяких рассказов о своем вкладе в дело отстаивания интересов своей страны и роли в противостоянии грузинской агрессии. Он — это Владимир (Коко) Дзуццати, один из ярких представителей патриотичной молодежи Южной Осетии конца 80-ых- начала 90-ых.
Его личная история борьбы началась 23 ноября 1989-го, когда он, в числе теперь уже исторической группы молодых ребят, оказался в первом ряду сопротивления почти пятидесятитысячной толпе, направляющейся в Цхинвал под видом проведения «мирного» митинга. «Я много лет избегал общения с журналистами, хотя все эти годы накануне даты начала освободительной борьбы ко мне обращались представители различных изданий, — с первых же минут нашего общения Коко Дзуццати как бы старается развенчать мифы о собственной закрытости и неразговорчивости. — Теперь я начинаю пересматривать свои взгляды на многое. Когда истинные участники тех событий молчат, на первый план вылезают, простите за прямоту, проходимцы. Уходят поколения очевидцев, настоящие — молчат, считая свою объективно знаковую роль в событиях тех лет весьма скромной. Потому история и перевирается уже при нашей жизни. Между тем, надо писать о тех событиях с точки зрения реальных участников и очевидцев. Это долг и перед историей осетинского народа, и перед будущими поколениями».
Коко был свидетелем многого: пестрота героических подвигов и примеров самопожертвования в его воспоминаниях омрачается отдельными нелицеприятными эпизодами деятельности отдельных представителей политической элиты, чувство гордости за своих современников же старается поглотить мучительные размышления об исключительных, но все же имеющих место фактах предательства. «Возможно, когда-нибудь я расскажу все, что пришлось пережить за все эти годы, приоткрыть завесу тайны, которой покрыты отдельные эпизоды нашей борьбы за свободу и национальную независимость, — говорит Владимир. — Думаю, пришло время для того, чтобы прервать молчание».
Наш собеседник начал свой рассказ с событий 23 ноября, даты, которая, собственно, и стала решающей в судьбе народа юга Осетии. Дзуццати вспоминает, что план проведения грузинских политиков и общественных активистов митинга в столице Южной Осетии был на слуху задолго до 23 ноября 1989 года. И не исключает, что поступали сигналы и в Обком Компартии, и в другие органы власти, в правоохранительные органы. Информация мгновенно обрастала подробностями и становилась достоянием улицы.
«Я нисколько не преувеличиваю — власти как таковой накануне 23 ноября 1989-го у нас уже не было. К обкомовской верхушке и разномастным партийным боссам уже не было никакого доверия. Сила была сосредоточена вокруг «Адаемон ныхас». Взоры и патриотически настроенной интеллигенции, и молодежи были направлены именно на лидеров общественного движения, — рассказывает Владимир. Однако, скажу откровенно, в самом «Адаемон ныхас» тоже несколько недооценивали ситуацию. На память приходит один эпизод, когда я совершенно случайно оказался на собрании организации «Адаемон ныхас». Переполненный зал бывшего кинотеатра на улице К. Кочиева, бурное обсуждение и осуждение националистического окраса шагов грузинских политиков новой формации — наша патриотическая элита была категоричной в вопросах национального самоопределения, но до конца не верила в приближающуюся реальность военной агрессии со стороны соседей. Впрочем, мало кто в те дни в это верил. В «Адаемон ныхас» и вокруг него была сосредоточена лучшая наша интеллигенция, в том числе и мои родители (Хаджи-Мурат Дзуццати, выдающийся осетинский поэт, активный участник организации «Адаемон ныхас»; Ирина Козаева, активный участник женского движения Южной Осетии в конце 80-ых — начале 90-ых. — прим. авт.) Так вот, многие представители нашей интеллигенции все еще наивно предполагали, что для противостояния грузинской националистической политике достаточно продуманных политических шагов и заявлений и даже призывали к миру и добрососедству. Поэтому, когда я поднялся и с трибуны этого многолюдного собрания обратился с призывом к реальным шагам, а в моем понимании это с первых дней была лишь необходимость вооружаться, на меня почти все собравшиеся смотрели как на сумасшедшего, а старшие фактически мгновенно осадили. Что и говорить, пока были сильны советские властные вертикали, хотя, следует отдать должное и Алану Чочиеву, и другим лидерам первого плана, позиция в отстаивании интересов Южной Осетии у них с первого дня была непоколебимой. Но я рассказываю это потому, чтобы всем было понятно — в Цхинвале тогда еще не верили в возможность вооруженного развития уже приобретающего с каждым днем реальные контуры сценария по захвату Южной Осетии. И уж тем более к нему не готовились».
«Возможно, когда-нибудь я расскажу все, что пришлось пережить за все эти годы, приоткрыть завесу тайны, которой покрыты отдельные эпизоды нашей борьбы за свободу и национальную независимость. Думаю, пришло время для того, чтобы прервать молчание.»
Владимир вспоминает, что ощущение тревожности появилось за два дня до 23 ноября. Если быть точнее, 21 ноября 1989-го, когда из Тбилиси в Цхинвал приехали представители МВД, настоявшие в обход государственных органов власти на встрече с лидерами «Адаемон ныхас». Обсуждался один вопрос — как беспрепятственно провести митинг в центре Цхинвала. «Разговор, насколько мне известно, никаких итогов не показал — каждая сторона осталась при своем мнении, хотя грузины потом долго и упорно ссылались на какие-то мифические договоренности с нашими неформальными лидерами, — рассказывает наш собеседник. — Но, думаю, это были попытки как-то дискредитировать набиравшую небывалую популярность организацию».
Можно долго рассказывать о фактах, предшествовавших дню 23 ноября, противоречий в них мало. Однозначным и бесспорным было одно — в Южной Осетии почти все понимали, что «мирный митинг» всего лишь прикрытие для какой-то серьезной провокации. И, тем не менее, то ли по наивности, этой так присущей нам национальной черте характера, то ли по недооценке ситуации оказались совершенно не готовыми к событиям, которые развернулись днем 23 ноября на подступах к городу. И рассказ Владимира Дзуццати это лишний раз подтверждает.
«С утра город был окутан какой-то особенной тревожностью, — продолжает наш собеседник. — Улицы были многолюдны, несколько сотен человек даже собрались на площади. Был обычный рабочий день, но люди продолжали стягиваться в центр Цхинвала. Ближе к полудню толпу облетела информация — митинга не будет. Якобы Тбилиси решил то ли его отменить, то ли перенести на неопределенное время. Люди стали расходиться. Уже менее через час площадь почти обезлюдела… Грузинское лобби в Цхинвале эту часть своей многоступенчатой операции провело вполне успешно — бдительность, что и говорить, была если не усыплена полностью, то притуплена точно… Мы с несколькими ребятами двинулись вниз по Московской улице, обогнули стадион и остановились недалеко от здания суда, в пяти метрах от поворота в сторону ТЭК. Что-то подсказывало, что все не так просто. Интуитивное чувство, какая-то сжимающая тревога внутри. Мне сложно это объяснить, такое происходит, видимо, на уровне подсознания… Чутье, к сожалению, не подвело. «Скучать» нам пришлось чуть больше получаса, когда мы, уже несколько подуставшие от бесцельной «тусовки», собирались расходиться по домам. Стрелки на часах уже перевалили за три, когда на горизонте, на высоте неожиданно «нарисовались» две «Волги» — белая и черная. Машины подозрительно медленно направлялись в сторону города. Реакция была моментальной. Как-то интуитивно мы, человек 8 −10 встали поперек дороги. Машины притормозили. Из одной вышел мужчина средних лет в генеральских лампасах, из второй — моложавый мужчина в гражданском, в длинном белом плаще. Кстати, и в те дни, и позднее, я так и не поинтересовался, кто были эти люди… Генерал озвучил свое намерение — это было не требование, скорее, просьба пропустить машины дальше по пути их следования. Мы молчали. Затянувшееся молчание спровоцировало нашего визави на некоторые эмоции — он вполоборота развернулся к своему попутчику и по-грузински его отчитал. — «Все, что здесь произойдет, будет по твоей вине!» — ребята оперативно перевели брошенную генералом фразу… Минут десять такого своеобразного противостояния, несколько раз озвученная просьба пропустить их в город и мы приняли решение освободить автомобилям путь. Ну, проедут и проедут, кто эти люди, и какую угрозу они могут представлять? Осознания опасности не было до конца…
А мы за обсуждением инцидента продолжили стоять там же. Минут через десять на горизонте, очерчивающем высоту, вырисовалось шествие. Первый ряд, второй, третий… Секунда за секундой и лавина надвигалась на нас разноцветной массой в обрамлении пестроты всяких транспарантов и флагов. Сознание сработало мгновенно — шествие в город не пройдет. Без вариантов. Несколько метров до стадиона и в наших руках уже было «оружие». У ограды стадиона была груда металлолома, выросшая там после ремонта, откуда мы мигом и принесли наши «орудия» — железные обрубки длиной в полметра приблизительно. В первые минуты было человек 10. Не больше. Именно эта десятка еще через пару минут оказалась лицом к лицу с незваными гостями. Георгий Чельдиев, Василий Джуссоев, Виталик Габараев, Тимур Цхурбати, Ростик и Солтан Козаевы, Константин Цховребов, Константин Багаев…. Еще минуты через три здесь уже были Бала Бестауты, Гурам Кудзиев…Еще минут пять и за нами поперек дороги припарковались две большегрузные машины… На метр мы отступили… Мне казалось, они нас попросту сметут с пути… Мы сцепили руки в локтях. Без всяких слов, без всяких призывов и разговоров стало понятно, что никто из нас с места уже не сдвинется, назад уже не будет ни шага. И тут от перенапряжения захотелось кокой-то разрядки ситуации. Был среди нас Ростик Козаев, эталон интеллигентности и миролюбия, шахматист, интеллектуал, одним словом, олицетворение образа, никак не увязывающегося с каким-либо применением силы. Смотрю, именно он стоит рядом. — «Слушай, — поддев его локтем, провокационно улыбаясь, спрашиваю я , – а ты правда можешь вот этим самым железным куском арматуры кого-то ударить?». Он около минуты смотрел прямо в глаза и как-то нехарактерно для него со сталью в интонациях произнес: — «Просто так ни за что, а вот если последует еще шаг — могу»… Попытка подшутить над другом заставила меня глубоко задуматься. В этом месте, я думаю, произошел перелом в сознании очень многих из нас. Именно здесь мы поняли, что как раньше уже никогда не будет…
На первые ряды грузинских «митингантов» оказывалось серьезное давление. Выкрики из гущи шествия, призывы к движению вперед. Однако первые ряды стояли неподвижно. Они видели то, что не было видно остальным — говорящее молчание. Глаза, полные железной решимости и уверенности, … «Почему вы нас не пропускаете? Мы же с миром к вам, — в ход пошло уже иное давление — мягкой силы. — Мы договорились с вашим руководством»… — «А мы не подчиняемся указанием сверху, мы сами по себе, не обремененные никакими обязательствами», — это была на тот момент намеренная демонстрация напускной дерзости с нашей стороны. Простачками выглядеть совсем не хотелось. Хотя мы именно так и выглядели. В каких —то нелепых полуспортивных костюмах и типичных телогрейках образца предперестроечной советской швейной промышленности. К линии разграничения, которая, к слову, была совершенно условной, стали подтягиваться телеоператоры, журналисты, которые снимали происходящее и параллельно пытались вывести нас на разговор…
«А мы не подчиняемся указанием сверху, мы сами по себе, не обремененные никакими обязательствами»
К разговору никто из нас расположен не был. Мы просто надвинули шапки на глаза и молча стояли. Лицом к лицу. Настолько близко, что чувствовали теплоту дыхания стоящих напротив… Десять минут, двадцать… Меньше чем за полчаса пустота за нами наполнилась массой. Цхинвал небывалым потоком вытолкнул фактически все свое население к своей окраине. Молодежь, ребята, которым было по 15-16 лет, женщины… Город бурлил за нами и, казалось, согревал своим дыханием наши спины… Мы выдохнули, когда вперед пробились представители «Адаемон ныхас». Начались переговоры, которые показывали совершенную бессмысленность. Это была наглядная демонстрация полной неспособности слышать наши аргументы со стороны грузин. Уже с наступлением темноты между противоборствующими сторонами, наконец, встали солдаты внутренних войск СССР. Но мы так и не ушли… Так и простояли там до 25 ноября — лишь спустя двое суток шествие развернулось в обратном направлении«.
Потом начались сложнейшие военные будни, многолетняя борьба народа за свободу и независимость. Владимир Дзуццати и его единомышленники решили организовать вооруженный отряд, в состав которого вошло более 30 человек. К моменту вторжения грузин в Цхинвал в январе 1991 года эта группа ребят была уже достаточно вооружена. Коко рассказывает и о способах вооружения, поскольку не видит смысла скрывать эту информацию по прошествии стольких лет, когда внутренние войска СССР канули в лету. «Первый свой автомат я купил у солдат из воинской части, расположенной на юго-западной окраине Цхинвала, — улыбается наш собеседник. — Потом были и другие стволы, которые мы обменяли на несколько другой „арсенал“ — много импортной домашней утвари уходило из наших домов за ворота воинской части… Вначале было сложно договариваться. Это каждый раз была целая спецоперация. Военные нам не доверяли, как, собственно, и мы им. Обговаривали специально отведенное место в отдаленности от воинской части, в условленное время туда приносилось оружие, его закапывали в землю, после мы приходили и забирали его. И уже после соответственно расплачивались. Потом стало происходить нечто интересное, на основании чего мы стали делать выводы, что дислоцированной на нашей территории воинской части скоро не станет. Раньше получить от них ствол было процессом с несколькими уровнями безопасности и для нас было сопряжено с огромными материальными расходами, то теперь они буквально выносили оружие к нашей территории. Интуиция не подвела. Не буду углубляться в историю с ночным фактически бегством из Цхинвала, поскольку она известна всем. Но в тот момент мы это катастрофой почему-то не считали, поскольку были уверены, что отстоять свою землю мы сможем и самостоятельно». Владимир вспоминает и другой интересный эпизод, касающийся вооружения наших ребят. В конце 1989 года в центральной газете тогда еще советской Грузии «Заря Востока» вышла статья, красочно расписывающая «огромный арсенал» оружия, который якобы находится в наличии у осетинских «боевиков». «Мы стали героями этой публикации под прозвищами, — улыбается Дзуццати, — запомнилась даже выдержка из этой статьи: — «У „ВИЧ“-а есть карабин, у Чертко — автомат 5,45 калибра, у Коко — двухстволка и так далее по списку. Эти газеты продавались в киоске в центре Цхинвала, мы читали эту статью, прикалывались, цитировали самые абсурдные выдержки и вместе с тем удивлялись осведомленности грузинских журналистов, считай — спецслужб. О чем это заставляло задумываться? Двойственных размышлений здесь быть не могло — осведомители по-прежнему находились в Цхинвале, среди нас. Поэтому бдительности требовала и борьба с внутренними врагами».
…Жизнь показала, что стремление к вооружению наших отважных ребят было вполне обоснованным. Уже 6 января 1991 года Южная Осетия оказалась один на один со своей бедой — в город вторглись многочисленные грузинские вооруженные бандформирования. Отряд Владимира Дзуццати принимал самое активное участие в уличных боях. Вражеские группировки были выдавлены из города за короткое время… Но это уже другая, отдельная глава истории борьбы Коко, как его больше знают в родном Цхинвале, и его боевых товарищей, война которых закончилась лишь в августе 2008-го. Хотя сам герой нашей публикации считает ее еще незаконченной. «Мы никаких гарантий о неприменении силы от Грузии не получили, — рассуждает он. — А рассчитывать на благоразумие наших южных соседей — безумство. Также и не иначе как безумством можно считать поверхностное отношение к собственным вооруженным силам, находя успокоение в присутствии на нашей земле российских военных баз. История нас ничему не научила. А зря… Хотя, хочется ошибаться. Хотя бы в этот раз. Пусть у нас будет мир! На века…»
Рада Дзагоева, газета «Республика»